Обыкновенное Чудо — 20 лет спустя

Пьеса в четырех действиях

 

Действующие лица:

Принцесса.
Медведь.
Волшебник.
Жена волшебника.
Сын волшебника.
Режиссер, в прошлом министр-администратор.
Трактирщик.
Охотник.
Дракон.
Фрейлина Мушка.
Церемониймейстер.
Доктор.
Свита принцессы.
Свита режиссера.
Телохранители Дракона.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена затемнена, и только середина ее выхвачена из темноты светом прожектора. В круге света стоит высокий стул, отдаленно напоминающий трон. На нем сидит девушка неопределенного возраста, скорее даже дама, желающая казаться девушкой. Это Принцесса. Сбоку, из темноты раздается голос Режиссера.

Режиссер. Ну что, попробуем еще раз? Только вы уж соберитесь, ваше высочество, покорнейше вас прошу. Так. Камера готова? Поехали.

Где-то в темноте тихо стрекочет кинокамера.

Принцесса. Любезные мои подданные! Сегодня я хочу поговорить с вами о том, как любовь помогает нам совершать настоящие чудеса. Все вы, без сомнения, знаете мою печальную историю, и нет нужды рассказывать ее вновь. Но как бы там ни было, я не жалею ни о чем. Благодаря тому, что мне пришлось пережить, я изменилась самым волшебным образом. И в самом деле, подумать только, какой глупой и наивной девочкой я была двадцать лет назад! С умилением слушала певчих птичек в лесу, восторгалась цветочками у горного ручейка, обожала милых пушистых зверюшек – и при этом спокойно кушала на обед куропаток, расставляла по дворцовым комнатам букеты лилий и роз, а в холода куталась в дорогие меха. Любовь, которую я встретила тогда, много лет назад, чудесным образом изменила не только мою жизнь, но и жизнь всего нашего королевства. (Голос принцессы становится строже, официальнее, да и сама она вся подбирается и кажется вдруг выше и старше.) Все вы, конечно, знаете, что вот уже два десятилетия у нас строжайше запрещена охота. Несколько лет назад подписан указ о добровольно-побудительном вегетарианстве. Нет, решительно нет никакого морального оправдания убийству и поеданию братьев наших меньших – и я с радостью наблюдаю, как сознательные граждане отказываются от мяса, сала и колбасы, и переходят на здоровое молочно-овощное питание. По праздникам королевский дворец украшается теперь исключительно розами и лилиями из рисовой бумаги и китайского шелка. Природоведение у нас – важнейший предмет школьной программы, изучению которого уделяется пристальное внимание с первого и до последнего класса. Неудивительно, что королевство наше завоевало исключительно положительную репутацию во всем мире и прославилось как государство, практически полностью искоренившее насилие над живой природой и ставящее права животных и даже растений наравне с правами человека. Так что сегодня я хочу от всей души поблагодарить наших дорогих подданных за то, как трепетно и непреложно они следуют великому делу защиты природы.

Режиссер. Ваше высочество, вы удивительно скромны! Ведь все, о чем вы рассказываете, прежде всего, ваша заслуга. Кто, как не вы, вдохновляет подданных на это трепетное и непреложное следование?

Принцесса (сбиваясь на лирическую ноту). Да, да, конечно. Но, увы, это все, что я могу сделать во имя любви – и это, право же, такая малость…

Голос. Ваше высочество, расскажите нашим зрителям о том, что произошло на прошлой неделе. Насколько нам известно, ваша деятельность наконец-то была по достоинству оценена на международном уровне?

Принцесса (вновь обретая утраченную было официальную торжественность изложения). С удовольствием. Люблю рассказывать о делах, которые удались. Любезные подданные! Спешу вас обрадовать: единогласным решением правителей семи королевств ваша принцесса была несколько дней назад избрана почетной покровительницей живой природы, и ей — то есть мне, разумеется, — в праздничной и торжественной обстановке специально по этому поводу учрежденный Орден Великой Любви. Но главное — все наши соседи, все семь королей торжественно пообещали обдумать в самом ближайшем будущем возможное введение ограничений на охоту и торговлю натуральным мехом. Это победа, дорогие мои подданные, и я счастлива сегодня поздравить вас с нашим общим успехом.

Голос. Стоп. Снято.

На сцене зажигается свет – и мгновенно она заполняется людьми.  К принцессе подбегают несколько фрейлин – одна с шалью, другая со стаканом воды, третья спешит подправить ей макияж. Сбоку обнаруживается кресло, в котором сидит вальяжный и уже достаточно пожилой режиссер. Вокруг него также суетятся ассистенты: с водой, с бумагами, кто-то что-то шепчет на ушко, кто-то просто почтительно дожидается инструкций. С противоположной стороны оператор начинает снимать со штатива громоздкую кинокамеру, задумчиво качая головой и что-то бормоча себе под нос.

Принцесса. Слава богу, все это закончилось. Ну что же: теперь вы удовлетворены? Все прошло удачно? Я все сказала правильно?

Режиссер. В высшей степени, ваше высочество. И говорили вы на этот раз так плавно и внушительно, просто прелесть! Кое-где конечно немного чересчур официально, суховато так – но народ у нас это уважает… Так что мы немедленно начнем монтировать очередной выпуск нашего киножурнала.

Принцесса. Киножурнала… слово-то какое чужое, нелепое. Ведь как раньше было заведено: правитель королевства выходит на балкон, произносит речь перед собравшейся внизу толпой, подданные горячо его приветствуют… а потом герольды по дорогам скачут, зачитывают королевские указы по городам и весям. Красиво, торжественно! А этот ваш кинематограф – такое, простите, убожество, стыдно подумать: сидят люди в душной темной комнате, семечки грызут да на стенку смотрят.

Режиссер. Ну как же, ваше высочество! Ведь я столько раз объяснял: прогресс, техническая революция, магия киноэкрана, прямое воздействие на широкие массы, ну и так далее. И вообще, из всех искусств важнейшим для нас является кино, как говорил один покойный тиран.

Принцесса. Прямо таки важнейшим?

Режиссер. Ну конечно же! Ведь теперь об успехах вашего высочества узнают из первых, так сказать, уст, все ваши подданные! Мы будем показывать наш киножурнал перед каждым сеансом – а народец у нас кино ох как уважает — и вы представьте только, все жители королевства услышат ваши поздравления лично, и не через полгода, и не от каких-нибудь далеких родственников, случайно посетивших столицу и оказавшихся в нужный день и час на площади перед королевским дворцом, нет! Они услышат это уже завтра… хотя нет, все же послезавтра. И не просто услышат – увидят, как ваше высочество произносит сии незабываемые слова, и сердца их наполнятся почтительнейшим трепетом и верноподданнейшим восторгом. Да, именно верноподданнейшим!

Принцесса. Возможно, вы и правы – но все это ужасно утомляет.

Режиссер. Вы просто устали, ваше высочество, что вполне понятно: столько забот, столько дел, такая огромная ответственность! (Свите.) А ну-ка, все брысь отсюда! Принцессе нужно отдохнуть. (Все дружно бросаются прочь.) Да, и принесите-ка нам чего-нибудь для поднятия тонуса, как это я называю. (Секунду спустя одна из ассистенток режиссера возвращается, толкая перед собой сервировочный столик с напитками и закусками, пристраивает его около режиссерского кресла и мгновенно ретируется.) Налить вам чего-нибудь, принцесса? Так, что тут у нас? Коньяк, херес, мартини? Или – о, смотрите-ка! – имбирно-медовая настойка… вам должно понравиться.

Принцесса. Вы забываетесь, господин министр-администратор. Что за развязный тон?

Режиссер. Бывший министр-администратор, ваше высочество, бывший. Теперь я свободный человек, сам себе хозяин, главный режиссер, продюсер и владелец крупнейшей в королевстве кинокомпании…

Принцесса. Точнее, единственной. Будь у меня хоть немного свободного времени, обязательно бы поручила премьер-министру разработать — как это правильно называется? – ах, да — антимонопольное законодательство. Так теперь, знаете ли, делается во всех цивилизованных странах – чтобы никто не наглел и не позволял себе лишнего. Но, впрочем, подождет. Мы еще охотников не всех переловили: каждый месяц кто-нибудь где-нибудь то зайчика подстрелит, то белочку, то капкан поставит. Так что наслаждайтесь пока своей свободой, не до вас мне.

Режиссер. Покорнейше благодарю, ваше высочество, за высокое доверие.

Принцесса. И все же, я давно хотела вас спросить: отчего вы ушли с министерского поста? Неужели в коммерсантах пребывать прибыльнее и почетнее?

Режиссер. Спокойнее мне так, ваше высочество. Это по молодости я был  глуп и нетерпелив. Полагал, что чем ближе к кормушке, то есть к престолу, тем, пардон муа, нажористей. А потом, видите ли, поумнел: всех денег не заработаешь, а с таким работодателем, как ваш батюшка, так и вовсе без головы можно было остаться в любую минуту. Как сейчас помню, чуть что – и начинал наш почетный великомученик орать благим матом: «Плаху мне, палача…»! Нет уж, увольте: послужил отечеству – и будет. А эта ваша свинцовая башня на рыночной площади – брррр, гадость какая — она ведь, между прочим, по сей день стоит, даром что папенька ваш перебрался в царствие небесное.

Принцесса. Довольно поносить папеньку. Вы ведь знаете, что он над собой был совершенно не властен, характер унаследовал сложный и переменчивый… впрочем, как это объяснишь невеждам, которые даже краем уха не слышали о генетике? (Вздыхает.) Бог с вами, сил у меня нет на вас гневаться. Но кстати, кое-в-чем вы правы: свинцовая башня стоит, как стояла, и периодически используется по назначению. Вы уж не забывайте об этом.

Режиссер. Был не прав, ваше высочество, погорячился, приношу извинения, больше не буду. Клянусь загладить и искупить. Так все же, как насчет коньячку-с?

Принцесса. Нет уж, благодарю. Апельсиновой воды мне налейте, пожалуй.

Режиссер. С превеликим удовольствием, ваше высочество.

Режиссер наливает воду в высокий хрустальный бокал и подает его принцессе. Она медленно пьет и задумчиво смотрит на своего собеседника.

Принцесса. Вот никак не могу понять, отчего это я позволяю вам вести себя со мной так…

Режиссер. Откровенно?

Принцесса. Бесцеремонно. Даже нагло. Может быть, потому, что кроме вас почти и никого не осталось, кто бы тогда… кто бы помнил эту историю с самого начала? Папенька оставил меня, фрейлины замуж повыходили, прежний премьер-министр давно на пенсии и, кажется, даже собственное имя – и то позабыл.

Режиссер. Вот-вот. Эмилия, кажется, тоже померла уже?

Принцесса. Эмилия, Эмилия… Курить надо было меньше. Говорили ей, говорили – да все впустую. Уже и пары слов сказать не могла, не закашлявшись, а все смолила это свое адское зелье.

Режиссер. Да уж. Курить – здоровью вредить, кто курит табак, тот себе враг, а кто не курит и не пьет, тот здоровеньким… нет, это о другом. Но хорошая тема для киножурнальчика, надо взять на карандаш. Итак, Эмилия нас покинула, кто там у нас еще оставался? Охотника вы прогнали с глаз долой, это я помню.

Принцесса. Вот уж кого совсем не жалко. Мерзкий тип, и занятие себе выбрал соответствующее. Так что ему теперь в мое королевство путь заказан.

Режиссер. А что волшебник? У него еще, помнится, прелестная была женушка, такая аппетитная…

Принцесса. Фи, министр! Даже если вы и не министр уже… выбирайте выражения. Я все-таки принцесса ваша, не кухарка. А волшебник исчез вместе с женой и всем хозяйством. Мы тогда пытались его разыскать, после того, как… ну, вы понимаете. Приезжаем – а на месте усадьбы дубовая роща шумит, и дубы такие – лет под сто. Чудеса, одним словом. Так что остались только вы да трактирщик – но не с трактирщиком же мне душу отводить.

Режиссер. Понимаю-понимаю. И в самом деле, чем долее мы живем, тем чаще нам больше всего на свете хочется поговорить о том, о чем говорить категорически нельзя – или не с кем. И уже откроешь было рот, и слова на языке так и вертятся, но в последний момент вдруг спохватываешься в ужасе — и молчок. А все это, несказанное, варится потом в душе, да никак не переварится, только гниет да кровь отравляет. Говорят, в некоторых странах за «поговорить об этом» солидные люди большие деньги платят… Ну что же – всему своя цена, это мы, коммерсанты, очень хорошо понимаем. Все чего-нибудь да стоит – дружба и вражда, свобода и несвобода, слава и уважение. Ах, да, я забыл самое главное –любовь! Говорят, нет на свете ничего дороже любви – а вы что по этому поводу думаете?

Принцесса. Что вы знаете о любви, подлый вы человечишка! Вы же никогда и ничего в ней не понимали. Я все еще помню, как вы рассуждали тогда, в трактире: немного неприлично, довольно смешно, очень приятно… Господи, мне кажется, будто все это было так недавно, буквально вчера, а ведь сколько лет прошло, страшно подумать!

Появляется молоденькая фрейлина. Сначала она робеет, но потом собирается с духом и даже покашливает, чтобы привлечь внимание задумавшейся принцессы.

Фрейлина. Ваше высочество!

Принцесса. Что тебе, Мушка?

Фрейлина. Он скучает. Очень нервничает. Хочет вас видеть.

Принцесса. Боже мой, боже мой! Ни секунды покоя… ну иди, иди, утешь его там как-нибудь, я скоро буду.

Фрейлина уходит, печально покачав головой.

Режиссер. Мда… А знаете, ваше высочество, я ведь нет-нет, да и подумаю, что все могло бы сложиться совсем по-другому. Периодически нападает такая мечтательность – все ж таки я теперь человек искусства, а оно, искусство, чрезвычайно располагает к этаким, знаете ли, фантазиям. Вот, к примеру, мы ведь могли и не завернуть тогда в ту проклятую волшебную усадьбу, могли проехать мимо – и ничего бы не случилось, вы бы никогда не встретились со своим Медведем! Или потом, когда вы поссорились, а после встретились случайно в этом чертовом, пардон май френч, трактире – вы же могли и не простить его, и не поцеловать… Более того, вы бы могли смертельно на него обидеться и назло ему выйти замуж за первого встречного — за меня, например. Как вам такой вот сюжетец?

Принцесса. О господи, и что это вам в голову взбрело! Я — за вас замуж?! Глупости какие. Вы бы еще придумали, что я его поцеловала, а он взял, да и не превратился обратно в медведя. И тогда бы мы поженились и жили долго и счастливо, и умерли в один день. Смешно! Но как, однако, людей меняет род занятий: в бытность свою министром вы были куда как более практичны.

Режиссер. Ну, я ведь говорил вам, что искусство располагает ко всяческим глупостям. Я уже даже почти готов поверить в любовь – хотя бы потому, что на ней у нас в кинематографе можно очень даже неплохо заработать. Хотя, если трезво все обдумать, все-таки нет ее, любви, нет как нет. Только вот не надо на меня так смотреть, ваше высочество, а то вы мне сейчас очень напоминаете вашего почтенного батюшку, царствия ему небесного. Вы подумайте сами: если уж люди, практически все поголовно, готовы снова и снова отдавать кровью и потом заработанные денежки за то, чтобы в течение полутора часов в темной душной комнате под какую-нибудь слезливую музыку любоваться этой вашей так называемой любовью, которую демонстрируют им размалеванные комедианты с белой простыни – значит,  в реальной жизни они ничего подобного в принципе не наблюдают… Иначе какой во всем этом смысл?

Принцесса. И это мне, мне вы говорите о том, что любви не существует? После всего того, что со мной случилось? Да как вы смеете?

Режиссер. Эксепцио пробат рэгулам, как я это называю: исключение подтверждает правило.

В этот момент из-за сцены раздается громкий и как-будто горестный медвежий рык, и слышится, как что-то падает и бьется посуда.

Принцесса. Да, милый! Иду, уже иду! (Вновь обращаясь к режиссеру.) О любви мы с вами договорим как-нибудь в следующий раз. Мне пора.

Режиссер. Подождите, принцесса!  Вы уж простите, но у меня к вам вопрос, и весьма серьёзный. Все не знал, с какого боку подступиться, под каким предлогом разговор завести – да некогда уже искать предлоги. Я человек деловой, привык все рассчитывать наперед, так что… Видите ли, ходят слухи, что вы… даже не знаю, как сказать… короче, что вы как-бы собираетесь замуж. Лично я не верю! И опровергаю! Но хотелось бы, так сказать, из первых уст…

Принцесса (перебивая режиссера). Ах, вот оно что… Ну, что же – я вам скажу. В конце-концов, скоро все об этом узнают. Это правда. Я выхожу замуж. Вот только не надо делать такое лицо! Папенька умер, я одна, на мне, знаете ли, огромное королевство со всеми этими бесконечными делами, долгами, пустой казной, жадными соседями и якобы обожающими меня подданными, которые почему-то не хотят платить налоги… Как я, по-вашему, должна со всем этим справляться в гордом одиночестве? А мой жених – достойный, честный, сильный, умный – словом, настоящий король. Он быстро наведет здесь порядок, и я за ним буду, как за каменной стеной. Да. И медведя, между прочим, он мне разрешил оставить, хотя прекрасно знает нашу печальную историю, но все равно – разрешил, потому что мудрый, и благородный, и понимающий…

Режиссер. Ради бога, принцесса, скажите: кто он, этот мудрый и понимающий? За кого вы собираетесь замуж?

Принцесса. Я… я выхожу за Дракона.

Из-за сцены снова раздается громкий, нетерпеливый рык. Принцесса несколько секунд внимательно смотрит на режиссера, решительно разворачивается и уходит.

Занавес.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Тронная зала. Вокруг празднично накрытых столов собрался весь двор. Здесь же и режиссер со своими помощниками. Однако самой принцессы еще нет, и посередине сцены стоит пустой, убранный искусственными цветами трон. Царит несколько напряженное и недоуменное оживление – придворные и гости, во-первых, давно не собирались все вместе во дворце, а во-вторых, явно не знают, для чего их пригласили.

Первый кавалер (обращаясь к своему спутнику). Прекрасная погода сегодня, не правда ли!

Второй кавалер. О, да! Погода хороша, как никогда.

Первый кавалер. И так приятно, что ее высочество, наконец, вспомнила о нас… при короле, ныне покойном, жилось куда как веселее: что ни день, то бал или прием, или торжественный банкет какой-нибудь. Его величество любил, знаете ли, окружать себя верноподданными. Если настроение у него было благостное – так и пошутит, и в картишки сыграть предложит, а то и деревеньку какую подарит, а даме приятной наружности, к примеру, перстенек с бриллиантами пожалует или ожерелье с жемчугами. Правда, бывало, и разгневается на пустом месте – вот тогда уж берегись! Но как все же было славно, как увлекательно! Являешься во дворец каждое утро и до вечера ходишь, как по канату над пропастью… сразу такое волнение по организму распространяется – словами не передать!

Второй кавалер. О, да! Восхитительные были времена!

Первый кавалер. А теперь что? Принцесса если не в разъездах заграничных, то сидит целыми днями в кабинете: или умные книги читает, или новые законы придумывает. Ни танцев, ни концертов, ни обедов. Скучно, однако – жить в просвещенном государстве. А вы смотрели уже новый киножурнал? Ну, там где ее высочество рассказывает о своих достижениях, так сказать, на международном поприще? Тоска! И, главное, что придумали: публику в кинозал запускают точно к началу сеанса и двери запирают. Опоздал – ни-ни, никакого тебе кино! И вот, сидишь – и четверть часа просвещаешься об успехах отечества. Говорят, Сам придумал – только чтобы к ее высочеству подлизаться.

Первая придворная дама. И не говорите! Отвратительное изобретение – этот кинематограф. Снимают кого ни попадя. У меня вот горничная была – посмотреть не на что, кожа да кости, и главное – дура-дурой, так пошла в актриски – и теперь звезда! Снимают ее чуть ли не в каждом фильме, смотреть противно, одно жеманство размалеванное!

Вторая придворная дама (поправляя бюст). Да-да, настоящая женская красота и достоинство нынче совсем не в цене. Вот ведь была у нас раньше Книга Первых Красавиц Королевства – и туда кого попало не записывали! Тогда одной смазливой мордашкой не обойтись было, требовалось и воспитание, и утонченность продемонстрировать…

Второй кавалер. Тихо! Сам приближается!

Режиссер (подходя к милой компании и целуя дамам ручки). Ах! Вот вы где, мои чаровницы, мои вечно юные прелестницы! Я как вижу вас, так прямо и задыхаюсь от восхищения. Ну-ка, признавайтесь, о чем это вы тут сплетничаете?

Первая придворная дама. Ах, господин режиссер, это вы, и как всегда — восхитительно элегантны. А мы как раз о вас и говорили здесь, восторгались вашими фильмами. А какой вы прекрасный репортаж сделали с ее высочеством – я смотрела и, честное слово, плакала от умиления.

Вторая придворная дама. О да, господин режиссер, это просто страсть какое удовольствие вас видеть! Ну, какие у вас планы на будущий сезон? Чем вы нас порадуете?

Режиссер. Секрет. Коммерческая тайна. Но уверяю вас – вам обязательно понравится.

Первая придворная дама. Ах, как таинственно! Но про любовь, про любовь вы что-нибудь снимать собираетесь? Я так люблю кино про любовь смотреть: хоть и понимаешь, что все это фантазии и сказки, а в жизни так не бывает – но с ними сущестивование значительно приятнее. С фильмами, то есть, не с фантазиями.

Режиссер. Это само собой. На любви моя киностудия зарабатывает нынче в полтора раза больше, чем на комедии, в два раза больше, чем на убийствах, и в три раза больше, чем на трагедии и философии вместе взятых.

Вторая придворная дама. Ну, если уж своими творческими планами вы делиться отказываетесь — тогда, может быть, вы расскажете, зачем это нас всех сюда сегодня пригласили? Ну, не вредничайте, скажите, вам наверняка все известно – вы ведь с принцессой нашей накоротке с незапамятных лет! Ну, потихоньку, на ушко!

Режиссер. Увы, сударыни, увы. Близость моя к ее высочеству очевидно преувеличена. Вот, может быть, господа кавалеры нам подскажут?

Первый кавалер. Ну лично я знаю не больше вашего. Вчера днем явился курьер из дворца, вручил мне приглашение и удалился, не сказав ни слова лишнего. Уж я его и так расспрашивал, и эдак, и уговаривал, и вознаграждение сулил – все впустую. Куда катится этот мир: какой-то лакей из принципа отказывается от солидной мзды, которая сама плывет ему в руки! Кошмар!

Второй кавалер. Видимо, он не пожелал рисковать теплым местечком ради вашей мелкой подачки, сударь. Всем ведь известно, какой вы редкостный болтун! А лакеи у нас теперь подписку дают о неразглашении…

Первый кавалер. Ну, знаете, ли!..

Церемониймейстер. Ее Королевское Высочество!

В тронный зал входит принцесса в сопровождении огромного бурого медведя в золотом ошейнике. С ее появлением все мгновенно замолкают. Принцесса выходит на середину зала и поднимается на трон.

Принцесса. Добрый день! Все ли собрались?

Церемониймейстер. Да, ваше королевское высочество, все прибыли. Можно начинать.

Принцесса. Ну что же… Итак, сегодня я пригласила вас, любезные мои подданные, чтобы сообщить чрезвычайно важное известие. В ближайшее время наше королевство ждут большие перемены. Как вы все знаете, ваш добрый король и мой любимый отец недавно скончался после тяжелой и продолжительной болезни. Всем нам его очень не хватает – но нельзя скорбеть бесконечно, надо думать о будущем. После длительных размышлений я пришла к выводу, что хрупкая и нежная барышня не может в одиночестве управлять огромной страной, а значит — королевству нашему непременно нужен сильный, мудрый и достойный король. Поэтому я приняла непростое для себя решение… выйти замуж. И пусть я пролью много слез, зато, как говорится, утешусь доброй славой.

Придворные. Но помилуйте! Принцесса! Как можно? А как же…?

Принцесса. Я надеюсь, все присутствующие поймут меня правильно – и не осудят. Да, вы знаете – все знают — что я безнадежно люблю другого (делает паузу и нежно смотрит на медведя), но я также люблю и мой народ — а любовь, как известно, требует жертв. Что же, мне не привыкать к страданиям! А теперь я хочу…

Из-за сцены слышится шум, голоса, какая-то возня – и в залу вбегают, расталкивая слуг и придворных, пожилая женщина и совсем еще молоденький юноша, почти мальчик.

Жена волшебника. Не торопитесь, ваше высочество! Подождите! Все еще можно исправить!

Принцесса. Как? Кто это? Зачем? Это вы? Да как вы вообще посмели явиться сюда — вы, жена этого негодяя, этого криворукого колдуна, который изувечил всю мою жизнь? Откуда вы взялись?

Жена волшебника. Это долгая история, ваше высочество, да это и не имеет значения. Позвольте мне представить вам моего сына. Он еще не совсем волшебник, он пока еще только учится, но ему нужно сказать вам кое-что очень важное.

Сын волшебника. Принцесса! С тех пор, как я узнал вашу печальную историю – а произошло это, когда мне было всего только пять лет от роду – я не находил покоя и не мог примириться с тем, что мой отец оказался виновником столь ужасающей несправедливости. И тогда же я решил, что когда-нибудь непременно все исправлю.

Принцесса (устало и с некоторым раздражением). Милый юноша, ничего исправить невозможно. Впрочем, лично на тебя я зла не держу, сын за отца не отвечает, так что…

Сын волшебника. Принцесса, пожалуйста, дослушайте меня! Я прочел все волшебные книги, какие только есть на белом свете, и не нашел ни одного подходящего заклинания — но и это меня не остановило. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я ушел из дома и нанялся в ученики к одному всеми позабытому старому колдуну, живущему за тридевять земель и морей отсюда. Он сначала отнесся ко мне дурно, недоверчиво, долго меня испытывал… впрочем, это неважно… Наконец, он стал мне доверять и научил  меня самостоятельно составлять новые, неизвестные волшебной науке заклинания. И теперь я почти уверен, что у меня все получится.

Принцесса. Что получится?

Жена волшебника. Принцесса, умоляю, разрешите ему попробовать – и тогда страшная свадьба и нелюбимый муж не будут больше грозить вам. Мой супруг причинил вам боль – позвольте же нашему сыну ее излечить.

Сын волшебника. Да, я не волшебник, я только учусь, но чувство долга помогает нам делать настоящие чудеса! (Он подходит к медведю, вытаскивает из рукава волшебную палочку и, размахивая ею, поет свое заклинание.)

Приходит-день-приходит-час- и-зацветает-трын-трава
Приходит-миг-кипит-гранит-пылает-лед-и-рвется-связь
Из-сумасбродства-моего-и-боль-и-смех-поет-сова
И-возникает-чей-то-лик-и-обретает-плоть-и-страсть

На последнем слове заклинания свет в зале гаснет, гремит гром, сверкает молния. Все начинают метаться в поисках выхода, кричать и браниться. Но вот становится снова светло, гром затихает, дым рассеивается – и все присутствующие с изумлением обнаруживают, что у подножия трона поверх медвежьей шкуры сидит совершенно голый молодой человек и держит в руках распавшийся надвое золотой ошейник. Все присутствующие, включая саму принцессу, замирают безмолвно.

Церемониймейстер. К вам господин Дракон!

Принцесса. О, боже, нет! Только не сейчас!

Но принцесса уже не успевает ничего предпринять, и в залу бодрой походкой входит Дракон, президент сопредельного королевства, сопровождаемый внушительного вида телохранителями.

Дракон. Здравствуйте, принцесса. Здравствуйте, дорогие мои! Я – ваш будущий король, вы уже в курсе? А что это, кстати, у вас тут происходит?

Принцесса. Здравствуйте, господин Дракон. Вы так неожиданно… Но я рада. Видите ли, у нас тут только что произошло небольшое недоразумение…

Жена волшебника. Помилуйте, принцесса! Произошло чудо!

Дракон. Ага, чудо-юдо. Без перьев. Ну-ка, молодой человек, отвечайте, да побыстрее: кто такой, откуда взялся, почему голый сидишь у ног моей невесты?

Молодой человек непонимающе поднимает голову и смотрит на Дракона.

Сын волшебника. Это не чудо-юдо, это, между прочим, ОН! Да-да, это он! Возлюбленный нашей принцессы, который двадцать лет назад по глупости моего отца превратился в медведя. Но я исправил эту чудовищную ошибку и вернул ему человеческий облик. Так что теперь никто и ничто не сможет помешать им с принцессой, наконец-то, соединиться и жить долго и счастливо.

Дракон. Ну да. И умереть в один день. Испепелить бы тебя, дурачок, на этом самом месте, да что-то я сегодня добрый. Принцесса! Если это и есть ваш возлюбленный медвежонок — то так мы не договаривались. Речь, помнится мне, шла о домашнем питомце, которого вы желали оставить при себе — чему я, разумеется, не стал противиться. Но вот это все (указывает на голого юношу) уже как-то слишком. Не могу не поинтересоваться: вы случайно не передумали выходить за меня замуж?

Принцесса. Боже мой, это все так неожиданно! Я совершенно растеряна. Мне надо как-то осознать… пережить… Умоляю вас, господин дракон, оставьте нас! Мы обязательно обсудим все наши дела, но после, после, сейчас я просто не в состоянии отвечать на ваши вопросы…

Дракон. Да бога ради! Что я – зверь какой? Только вы уж, принцесса, определяйтесь с вашими сложными чувствами побыстрее: я человек занятой, мне в бирюльки играть некогда. Вы привлекательны, королевство ваше чертовски привлекательно, но всему же есть границы. Даю вам на размышление… ну, скажем, неделю – я же сегодня добрый. А там пеняйте на себя.

Дракон разворачивается на каблуках и удаляется в сопровождении телохранителей. Принцесса медленно сходит с трона и опускается на колени на медвежью шкуру, заглядывая юноше в лицо.

Медведь (хрипло). Принцесса, это вы?

Режиссер. Господи, ну почему, почему никто не догадался сегодня притащить сюда чертову кинокамеру!

Занавес.

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

Общий зал в трактире «Эмилия». Вечер. Под потолком тускло горит керосиновый фонарь. За стойкой – трактирщик, маленький, шустрый, ко всему привыкший и все повидавший, уже практически старичок. В зале стоит несколько прочных, непритязательных на вид деревянных столов и лавок. В трактире все как будто-бы чисто и удобно, но как-то уныло и неуютно.

За одним из столов сидит, втянув голову с плечи, единственный гость — немолодой мужчина в куртке с капюшоном, который почти полностью скрывает его лицо. На столе перед ним бутылка охотничьей настойки и тарелка с колбасками.

Трактирщик. Мда, ну и погодка! Последний раз такой ураган, помнится, был лет двадцать назад. Только тогда все снег валил, без конца, так что и не выйти было на улицу, а теперь вот дождь… да какой дождь – ливень стеной! И ветрище вот еще… Все дороги, наверное, развезло в кашу – так что гостей сегодня ждать не приходится. Впрочем, вы-то не расстроитесь, господин охотник, вам теперь лишние глаза совершенно ни к чему, а мне вот сплошной убыток.

Охотник (откидывая капюшон и с испугом). Тихо ты! Мало ли что никого нет — даже у стен, как известно, есть уши. А мне как-то не хочется, чтобы ее королевское высочество узнала о моем возвращении… ты же знаешь ее дурацкие законы: условный срок да исправительные работы только за то, что я когда-то – подчеркиваю, когда–то — был охотником! А уж если с ружьем поймают – все, пиши пропало. В рудники с конфискацией отправляют за паршивого зайца. И колбасок — моих любимых – охотничьих — днем с огнем в городе не найти. Эх, а раньше какие были времена, какая жизнь – веселая, вольная. А какая была королевская охота – чудо, а не охота. Выезжали на лис, на волков, на медведей, прости господи, всем двором. Впереди борзые несутся, позади охотники скачут в красных кафтанах, рога трубят, лошади галопом… И вот, из-за каких-то розовых соплей все просрали, все!

Трактирщик. Эй, милейший, ты хоть и в трактире, а язык-то попридержи. Ее высочество у нас все любят и уважают, хотя она, конечно, и не без странностей. Впрочем, неудивительно это:  нелегко ей пришлось, сам знаешь. Двадцать лет такой жизни – так ведь и с ума сойти можно!

Охотник. Неудачи в личной жизни – не повод для репрессий, это я тебе со всей ответственностью заявляю. А принцесса… замуж ей надо. А то все строит из себя просвещённую государыню, прости господи, мать живой природы. За справедливость борется! Вот уже и куска мяса в городе нельзя съесть, чтобы на тебя косо не посмотрели. Одним кефиром питаются, болезные.

Трактирщик. Кефир – очень полезный для здоровья продукт, между прочим. Питательный. Правда, у меня его как-то редко спрашивают. А что касается замужества, ты знаешь…

В этот момент дверь распахивается, и в трактир входит высокий и крепкий молодой человек в намокшем от дождя плаще.

Медведь. Ну, здравствуй, трактирщик! Узнаешь меня?

Трактирщик. О, господи! Глазам своим не верю! Да как такое возможно?

Медведь. Так. Обыкновенное чудо. Жил себе зверь – а потом раз, да и стал человеком. Вот, хожу теперь осматриваюсь, разыскиваю старых знакомых… Да что ты, право слово, так на меня уставился, будто ни сном, ни духом? Все королевство уже в курсе.

Трактирщик. Ну, вообще-то, доходили до меня слухи – но я полагал, что врут, как обычно. Сочиняют. А ты теперь, однако, долго жить будешь – мы вот буквально только что тебя вспоминали.

Медведь. С кем это? С этим? (Приглядывается к прячущему под капюшоном лицо охотнику.) А, господин охотник! Какая неожиданная встреча! А я думал, всех вас, любителей пострелять, уже повысылали давно из королевства… да ладно вам, не дергайтесь, не побегу я на вас доносить. Сами, небось, сбежите, едва я уйду. Или стрелять будете? Никак у вас опять где-нибудь ученик с ружьем сидит наготове?

Охотник. А вы изменились, господин медведь. Раньше вы были более обходительным. Хотя на первый взгляд – все такой же, молодой, бойкий, рубаха-парень…

Медведь. Ну, за столько лет кто угодно бы изменился. Ладно, чего уж там! Кто старое, как говорится, помянет… Трактирщик! Налей-ка нам вина, что ли, за встречу.

Трактирщик (доставая три больших бокала и разливая вино). Ну, и как оно – снова оказаться человеком?

Медведь. Странновато. Мне теперь кажется, что я эти двадцать лет провел будто во сне. То есть, я видел и слышал все, что вокруг происходило, но не вполне осознавал, что к чему. Звуки слышал, а вот смысл не всегда улавливал, честно говоря. А теперь вот как-будто проснулся, и все вокруг другое, непривычное – люди, дома, вещи, а я такой же, как и был. Ну, за встречу, господа!

Трактирщик. А что ее высочество? Наверное, вне себя от счастья?

Медведь. Ага. Вне себя. И как-будто не в себе. Я-то думал, мы с ней сразу же и уедем из этого жуткого дворца – ох, как же я его за двадцать лет-то возненавидел, да и принцессе вся эта придворная суета, как я помню, никогда не нравилась – но нет. Сначала она все плакала, потом молчала дня два да смотрела на меня как-то так чудно, а затем взяла, да и укатила незнамо куда, сказала – по неотложному делу. Остался я, значит, один, ходил там, бродил из комнаты в комнату – а все на меня пялятся, как на говорящую обезьяну, только что пальцами не показывают. И шепчутся о чем-то. Противно. Вот я и решил сбежать ото всех,  прогуляться в горы. Иду, смотрю – а ваш трактир как стоял себе на вершине, так и стоит. Дай-ка, думаю, зайду.

В это время за дверью раздается стук колес и голоса. Охотник вздрагивает и опять заворачивается в капюшон.

Трактирщик. Вот вам и пустые дороги. Кого это еще принесло в такую непогоду?

Медведь. Ох, как некстати. Сейчас опять начнут пялиться да шептаться. Вот я смотрю, и господин охотник тоже не жаждет общения. Трактирщик! Мы, пожалуй, пересядем туда, в угол, где потемнее, а ты этих гостей посади как-нибудь с другой стороны, чтобы они нас не заметили. Мы посидим молча, допьем вино – а там, глядишь, гости твои или уберутся восвояси, или в комнаты пойдут.

Медведь и охотник пересаживаются за дальний стол, где их, действительно, практически не видно. В этот момент в трактир входят двое – женщина в дорожном плаще, стряхивающая редкие капельки воды, и совершенно сухой высокий старик с серебряной бородой.

Принцесса. Я, конечно, сама виновата, разрешила вам выбрать место встречи, но тащиться в такую даль, да еще в непогоду… это уж слишком! Я вся промокла! Да и трактирщик, смотрите, нас узнал.

Волшебник. Ну, одежду вашу, принцесса, я уже почти высушил, а трактирщик – что же, трактирщик будет молчать, ведь правда, приятель?

Трактирщик. Разумеется. Буду нем, как рыба. Здравствуйте, ваше высочество. Здравствуйте, господин волшебник. Сколько лет, как говорится, сколько зим. Садитесь-ка вот сюда, под лампу. Желаете чего-нибудь выпить с дороги? Горячего вина? Молока с медом?

Принцесса. С медом. Не произносите при мне этого слова. Никогда. И принесите вина.

Пока гости располагаются, трактирщик выносит из-за стойки кувшин с вином и два бокала, ставит их на стол. Принцесса и волшебник усаживаются друг напротив друга, в круге керосинового света. Тихо сидящих в углу Медведя и Охотника они не замечают.

Волшебник. Итак, принцесса: вы меня разыскали. Точнее, уломали мою жену, и она уговорила меня встретиться с вами. Якобы чтобы вы могли даровать мне свое королевское прощение. Но я все же волшебник, меня сложно обмануть. Я почти было решил никуда не ехать, но потом мне стало любопытно: зачем это я вам понадобился – особенно теперь, когда все сложилось так чудесно и вовсе без моего участия?

Принцесса. Чудесно? Да вы хоть понимаете, что натворили? Сначала вы самолично, а теперь этот ваш полусумасшедший сыночек? Вы ведь всю мою жизнь разрушили тогда, двадцать лет назад. И вот теперь, когда я только-только собрала себя по кусочкам, едва-едва встала на ноги и нашла свое место в жизни – так снова вы у меня выбиваете почву из-под ног, да еще при этом ждете какой-то радости и благодарности за ваши идиотские чудеса!

Волшебник. Погодите-погодите, я ничего не понимаю. Не вы ли, принцесса, все эти двадцать лет в тоске и печали хранили верность заколдованному возлюбленному — да так самозабвенно, что трубадуры всех окрестных королевств с утра до ночи и с ночи до утра воспевали вашу нежную преданность? Не вы ли мечтали о любви и вздыхали страстно: «Ах, если бы все сложилось иначе, какое это было бы счастье»? Да, пришлось немного подождать – но вот оно, счастье, сложилось, кушайте большими ложками. Чего же вам еще-то нужно? Чем вы теперь недовольны?

Принцесса (резко меняя тон с разгневанного на жалобный). Ах, господин волшебник, я так несчастна! (закрывает лицо руками и начинает судорожно всхлипывать.)

Волшебник (растеряно). Ну, ну, дитя мое, не плачьте. Расскажите, что у вас случилось. Он вас обидел?

Принцесса. Ох, нет, конечно… но он такой… такой, прямо не знаю, как сказать. Он совсем не похож на того милого юношу, в которого я влюбилась двадцать лет назад. У него такие простые манеры, и выговор  какой-то деревенский, и обнимает он меня, как стражник кухарку. И потом, он хочет, чтобы мы уехали прочь из дворца… говорит: будем жить, как пташки небесные, где-нибудь найдем крышу над головой, я буду работать, ты – вести хозяйство, проживем! Нет, вы понимаете – я должна бросить свое королевство на произвол судьбы и вести с ним какое-то хозяйство… в берлоге, надо понимать. И уж конечно, ему совершенно неинтересны разговоры о политике, бюджете, налогах, армии. Вы представляете, что будет, если я выйду за него? Что это будет за король? Даже папенька в сравнение с ним мудрейшим монархом покажется.

Волшебник. Я, кажется, начинаю понимать. Вы больше не любите его, принцесса?

Принцесса. Кто вам это сказал! Люблю! Просто я люблю… другого медведя. Того, который был тогда.

Волшебник. Ну да, конечно. Однако, я не вижу такой уж большой трагедии. Любили — да разлюбили, бывает. Всего-то и надо, что набраться мужества и объявить ему об этом. Так, мол, и так, прости, за двадцать лет чувства мои угасли, ты свободен, прошу меня оставить, ну и что еще в таких случаях говорят?

Принцесса. Но это совершенно невозможно! Это немыслимо. Вы должны понять. Двадцать лет наша история была Самой Главной Сказкой о Любви нашего королевства — да и не только нашего. Ее рассказывали детям. Ее, томно вздыхая, воспевали поэты и трубадуры, и даже самые отпетые циники, мерзкие лизоблюды-придворные, и те обращались со мной, как с хрустальной вазой, с тех пор, как… Да что там говорить! Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не написал новую песню или поэму о прекрасной принцессе и ее зачарованном возлюбленном, не написал моего портрета. Наш бывший министр-администратор устроил киностудию и снял целый сериал под названием «Девушка и медведь». И потом, все мои успехи на международном поприще – кто бы воспринял меня всерьез, будь я просто бедная и неизвестная принцесса из-за тридевять земель? И что теперь? Они же меня затопчут в грязь, все эти художники-поэты-музыканты, проклянут, и все, все, от портовой шлюхи до соседских королей – все будут смеяться надо мной!

Волшебник. Так что же вы от меня-то хотите, ваше высочество?

Принцесса. Я… я хочу, чтобы вы превратили его обратно в медведя. Понимаете, я долго думала – и это самое лучшее решение. Он будет в тепле, сытости, всегда при мне, я его буду любить, как раньше… Ведь у нас как славно все было устроено? Он спал в моей комнате, в углу на коврике, по утрам я ему шерстку расчесывала, гулять выводила в королевский парк, поила медовой водой, по вечерам пела ему колыбельные и читала книги о медведях. Ну, уезжала по делам иногда – но о нем и в мое отсутствие очень хорошо заботились. И даже когда я выйду замуж, все останется по-прежнему, и все будут счастливы – и народ, и медведь, и я…

Волшебник. Погодите-погодите. Вы так хотите выйти замуж? Вы, что же, так любите этого вашего перепончатокрылого жениха?

Принцесса. И вовсе он не перепончатокрылый. Он сильный и надежный, и не предлагает мне перебраться в берлогу. Да поймите же вы, мне уже не шестнадцать лет, и я хочу нормальной, спокойной жизни. Стабильности. Хочу заниматься чем-нибудь прекрасным, возвышенным, а не пересчитывать деньги в полупустой казне и не изучать доносы министров друг на друга. И если для этого надо выйти замуж за дракона – я выйду замуж за дракона, черт меня подери. Но я не могу отказаться от всего того, что случилось со мной за эти двадцать лет, не могу стать всеобщим посмешищем! В конце-концов, я этого не заслужила!    

Волшебник. Простите, принцесса, но то, о чем вы просите — решительно невозможно. Я даже не хочу говорить о том, как это жестоко – пусть это будет на вашей совести — но этого действительно никак нельзя сделать. Тут уже никто вам не помощник: ни я, ни сынок мой, хотя он и чертовски талантливый чародей. Да и потом, как я ему такое скажу, интересно? Нет уж, выпутывайтесь самостоятельно. Вы ведь и сами во многом виноваты: пусть заклинание наложил я, но влюбились-то вы в медведя безо всякого волшебства, по собственному хотению, и всю свою последующую жизнь устроили так, как вам лично было угодно. Вас никто ни к чему не принуждал, не так ли? Никто не заставлял вас целовать медведя, а потом надевать на него ошейник и всенародно страдать от великой якобы любви. И уж, тем более, никто не принуждал вас развивать такую бурную общественную деятельность. Так что, милая моя, придется выбирать. Я же вам не судья и не помощник.

Принцесса (прекращая всхлипывать и леденея на глазах). Тогда еще одна маленькая просьба — может быть, ее вы сумеете выполнить. Превратите, пожалуйста, нашего бывшего министра-администратора в крысу. Он мне последнее время очень докучает: хамит, сует свой нос куда не следует, а главное – всюду-всюду шныряют эти его помошники, журналисты да кинооператоры. А казнить я его не хочу – не тот сейчас момент, чтобы еще и казни устраивать.

Волшебник. Увы, и это тоже решительно невозможно. Наказание должно быть соразмерно прегрешению, а то, что он вам, как вы выразились, докучает…

Принцесса (совершенно ледяным голосом).  Ну что же, господин волшебник. Спасибо, что уделили мне время. Я вам этого никогда… не забуду.

Принцесса поднимается, некоторое время молча смотрит на волшебника, как будто ждет чего-то, а затем поворачивается и выходит. Слышно, как она что-то кричит – очевидно, кучеру, и как трогается от крыльца королевская карета.

Волшебник. Ну что, сынок – ты все слышал?

Медведь (поднимаясь из своего угла и подходя к волшебнику). Так вы все это время знали, что я здесь?

Волшебник. Ну я же все-таки волшебник… правда, в последнее время все об этом почему-то забывают. Итак, что ты собираешься делать? Не стоит ли тебя прямо сейчас отправиться вместе со мной куда-нибудь подальше отсюда? Так было бы лучше – и для тебя, и для нее.

Медведь. Вот уж нет. После всего того, что я тут услышал… Все эти годы она пользовалась мной, пользовалась нашей любовью, а сама при этом не любила меня ничуть, да еще и собиралась замуж за другого. Как она меня тут вам расписала, а? Эким я у нее вышел хамом да мужланом! Ну что же, таким я теперь и буду и досмотрю это представление до конца. Любопытно ведь, чем дело кончится. А вы прощайте, господин волшебник. Надеюсь, что навсегда.

Медведь разворачивается и выходит, размашисто хлопнув дверью. Откуда-то из-за стойки выбирается трактирщик, грустно смотрит на волшебника и качает головой. Из-за дальнего столика в углу раздается насмешливое и слегка фальшивое посвистывание.

Занавес.

 

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Тронный зал. Принцесса, сидя на троне, улыбается фланирующим по залу придворным, но при этом она явно взволнована и периодически нервно вздрагивает. Рядом с троном с как-бы безразличным и беззаботным видом стоит Медведь. Придворные весьма заинтригованы, но стараются этого не демонстрировать и держаться естественно. Все помнят, что сегодня истекает неделя, данная Драконом на размышление принцессе. В дальнем углу зала режиссер с оператором пытаются незаметно пристроить куда-нибудь кинокамеру.

Церемониймейстер. К вам господин Дракон!

Принцесса (тихо). О господи. Нет. Я этого не вынесу. Нет.

В зал все той же бодрой деловой походкой входит господин дракон со своими телохранителями.

Дракон. Здравствуйте, моя принцесса! Вы сегодня прекрасно выглядите — эта интересная бледность вам так к лицу! Но, впрочем, давайте ближе к делу. Неделя, которую я дал вам на размышление – прошла. Что же вы решили?

Принцесса. Ах, господин Дракон, ну разве можно вот так сразу, с порога, обсуждать столь важные вопросы. Давайте вы присядете с нами, выпьете чего-нибудь…

Дракон. В гостях не пью. Могу захмелеть и поджарить кого-нибудь ненароком. Ха-ха-ха. Шутка. (Обводит взглядом собравшихся.) Ну, шутка, я же сказал, что же вы не смететесь-то?

Придворные нервно хихикают.

Дракон. Вот, так-то лучше. Распустили вы их, ваше высочество – совсем юмора не понимают. Итак, рассиживаться мне некогда, пить не буду, пообедать тоже не предлагайте – сыт. Только что закусил одной романтичной девственницей.

Придворные снова послушно хихикают.

Дракон. А вот это уже не шутка была. Ладно, вами я потом займусь. А ты что так на меня смотришь, ручной зверек?

Медведь. Любуюсь. Мне с детства ящерицы нравились. Поймаешь какую, прижмешь лапой к бревну, а она хвост откинет и давай улепетывать. Умора!

Дракон. Ню-ню, любуйся, пока любуется. Кстати, принцесса, почему он еще здесь? Или это и есть, так сказать, ваш ответ?

Принцесса. Я… видите ли, я никак не могу, в общем – не смотрите вы так на меня, вы оба. Я сейчас. Я должна…

Принцесса встает с трона и делает шаг вниз по ступенькам, но пошатывается, хватается за одной рукой за сердце, а другой опирается на подлокотник.

Дракон. Эээ, так дело не пойдет. Не надо этих женских штучек! Я пришел сюда за ответом, и не получив его – не уйду. Решайте, моя милая: я или он!

Медведь. Решайте, принцесса. Он или я.

Принцесса пытается что-то сказать, но только хватает ртом воздух – и падает без чувств. Ни медведь, ни дракон не трогаются с места. Придворные дамы бросаются к принцессе, раздаются крики «доктора, доктора» — и через несколько секунд появляется благообразный старичок с чемоданчиком, который склоняется над принцессой и пытается привести ее в чувство, но безуспешно.

Доктора. Господа, не знаю, что и сказать. Ее высочество не дышит. Боюсь, что это разрыв сердца.

Дракон. Чушь собачья. С чего бы это вдруг?

Медведь. Да она просто притворяется.

Лекарь. Нет-нет, уверяю вас! (Склоняется над принцессой.) И сердце, сердце не бьется. (Все, кроме лекаря, в тихом ужасе отступают прочь, и только дракон с медведем остаются на своих местах.) Увы, господа, медицина здесь бессильна. Ее высочество умерла.

Несколько секунд собравшиеся безмолвно переваривают услышанное. Режиссер на цыпочках подкрадывается к оператору и жестами показывает ему, что съемка закончена.

Дракон. Что же… Тогда мне здесь более делать нечего. Надо же, какая слабенькая оказалась невеста, даже до свадьбы не дотянула. Так, мне пора – но я не прощаюсь, господа, не прощаюсь. Королевство-то ваше, можно сказать, осиротело… так что — до новых встреч!

Дракон весело подмигивает собравшимся и вместе со своей свитой удаляется. Медведь наконец-то подходит к принцессе, опускается возле нее на колени и внимательно смотрит в мертвое лицо.

Медведь. Вот так и заканчиваются сказки. Прощай. Я любил тебя – но теперь я свободен. А ты… надеюсь, теперь и ты обретешь покой, к которому так стремилась. Господи, как бы я хотел и вправду снова стать медведем и забыть обо всем об этом! Утопиться, что ли?

В этот момент из толпы придворных выбегает юная фрейлина и бросается к медведю.

Фрейлина. Нет, только не это, пожалуйста! Не убивайте себя! Она не стоит этого!

Медведь. Ты кто, девочка?

Фрейлина. Я… я Мушка. А вы меня совсем не помните? А ведь я ухаживала за вами, пока вы были… ну, то есть, пока вы не стали человеком. И я – я полюбила вас, честное слово! Медведем или человеком – неважно, только не надо топиться. Вы просто уходите отсюда – и возьмите меня, пожалуйста, с собой. Я для вас на все готова, правда. Вы такой необыкновенный, добрый, умный, вы столько пережили, я для вас все-все сделаю. Хотите жить в берлоге – пожалуйста, меня устроит и берлога. Хотите спать всю зиму – я буду вас охранять и петь вам колыбельные до весны. А она – она вас не любила, я точно знаю, я видела. Она всегда любила только себя. И потом – да, я понимаю, о мертвых плохо говорить нельзя – но ведь она уже совсем старая… была.

Медведь. А ты, значит, молодая.

Мушка. Я не это хотела сказать. Простите меня.

Медведь. Ладно, я понял. Пойдем отсюда, девочка. По дороге разберемся, что к чему. Прощайте, господа! Разбирайтесь теперь тут сами с вашими сказками да чудесами – а я устал. Прощай, принцесса, прощай, любимая. Сладких тебе снов.

Мушка и медведь уходят. Придворные некоторое время стоят молча и неподвижно на своих местах, а потом, как по команде, начинают позевывать, растирать глаза, и наконец, оседают на пол, забываясь волшебным сном.

Входит волшебник. Он кажется еще более постаревшим и очень печальным. Вот он подходит к телу принцессы, наклоняется, достает из кармана большой флакон и обрызгивает принцессу каким-то зельем. Принцесса начинает медленно шевелиться, потом приподнимается, протирает глаза и в недоумении оглядывается вокруг.

Принцесса. Что это? Что это было?

Волшебник. Так, пустяки. Живая вода. Старинные запасы. Вы, ваше высочество, умерли примерно четверть часа назад – а я вас оживил. Скажите спасибо.

Принцесса. Спасибо. А они все, что, тоже умерли?

Волшебник. О нет! Они спят. И будут спать еще несколько часов, а когда проснутся – то все забудут. То есть не все, разумеется, а то, что необходимо забыть. Это мой прощальный подарок, принцесса. Все-таки, чего уж греха таить, я тоже виноват немного… Напортачил с волшебством по молодости лет, а потом такая каша заварилась, эх! Но теперь все закончилось.

Принцесса (задумчиво). Все закончилось. Но чем?

Волшебник. А ничем. Я их всех усыпил – и придворных ваших, и слуг, и вообще – все королевство. Даже дракон – и тот уснул, прямо в полете. Висит себе сейчас где-то в облаках, похрапывает. А когда они проснутся – то будут думать, что все это им приснилось. Так, пустая сказка, выдумка старого волшебника, жившего сто лет назад — и ни вы, ни они тут совершенно не при чем.

Принцесса. А медведь?

Волшебник. Медведь ушел. И больше уже никогда не вернется. Так будет лучше для всех – поверьте мне.

Принцесса. И что же теперь будет?

Волшебник. Теперь вы сможете жить спокойно, и никто не скажет о вас худого слова. Вы сможете начать все сначала. Немного поздновато – но зато теперь у вас будет возможность не повторить всех тех ошибок, которые вы совершили по молодости лет. Потому что вы – в отличие от всех остальных – не забудете никогда. Уж и не знаю, сочтете вы это подарком или наказанием – но так уж получилось. Такова природа волшебства: всегда должен быть кто-то, кто знает всю правду, какой бы печальной она не была.

Принцесса. Что же, наверное, это самый лучший выход. Спасибо, господин волшебник. Хотя, мне кажется, я бы тоже предпочла обо всем забыть. (Встает – но снова вдруг хватается за сердце.) Ой! Опять! Больно!

Волшебник. Ах, нет, принцесса, эта уже другая боль. От этой боли вы не умрете. Вы привыкнете к ней со временем и проживете еще много-много лет… иногда вы даже будете забывать о ней ненадолго, если повезет… Что же, отдыхайте, еще часа два-три вас точно никто не потревожит – а мне, простите, пора. Жена, знаете ли, заждалась по хозяйству. Она у меня старенькая уже, без моей помощи не справляется. Хотя, вот, чуть не забыл! Держите!

Волшебник достает из кармана халата серую мышку и протягивает ее принцессе.

Принцесса. А это еще что?

Волшебник. Ну, вы же просили. Правда, крысы не получилось – я же говорил вам, что в волшебной науке все соразмерно – а наш приятель за последние годы, как оказалось, изменился к лучшему, и весьма значительно. Но пронырливость его да оборотистость никуда не делись – так что вышла мышка… а так был бы хомячок.

Принцесса. Теперь-то это зачем? Он ведь тоже бы все забыл?

Волшебник. Но он бы стал допытываться и вынюхивать, а вы… вы могли не удержаться и в один непрекрасный день все ему рассказать по старой привычке. И тогда ваша жизнь превратилась бы в ад. Нет уж, так спокойнее – и вам, и мне.

Принцесса берет мышенка на ладонь и с печальным любопытством его разглядывает. Волшебник направляется к краю сцены и уже почти скрывается из виду, когда принцесса вновь окликает его.

Принцесса. Подождите! Скажите мне только одно – а ОН? Он будет помнить? Или тоже будет думать, что ничего и никогда не было? Что все это ему просто приснилось?

Волшебник. А вот этого, принцесса, вы никогда не узнаете.

Занавес.