ЧЕРНАЯ РЕКА
Патриотическая трагикомедия в пяти действиях
Действующие лица:
Король Филипп 66-ой, Непредсказуемый.
Александр Дюлон, поэт.
Диана, очень красивая блондинка.
Глория, мать Дианы, тоже очень красивая блондинка, но уже немного подержанная.
Господин Мерсье, муж Глории и отец Дианы.
Министр-администратор.
Министр-прокуратор.
Министр-махинатор.
Генерал-губернатор, он же впоследствии Главнокомандующий.
Генерал-маркитант.
Генерал-консультант.
Генерал-оккупант.
Генерал-адъютант.
Адъютант господина главнокомандующего, он же ранее секретарь губернатора.
Старейшина купцов.
Купцы.
Пьер, нефтяной магнатик местного розлива.
Барышни.
Придворные.
Музыканты.
Люди в сером.
Народ в ассортименте.
* * *
Король кричит: Ура, война!
Подайте, дьяволы, вина,
И шпагу, и мундир!
Козлы – назад, орлы — вперед,
Мы постоим за наш народ,
Устроим миру мир.
А что народ? Да что народ:
Все слаще ест, все больше пьет,
Да очень крепко спит.
А мир глядит на короля
И обмирает – вот ведь тля,
Ну надо ж, как стоит!
Да, он стоит за мир горой,
Правозащитник и герой,
Тверда его рука.
Пускай он с виду неказист,
Зато проворен и речист,
И не тиран – пока.
А что народ? Да что народ,
Когда его под Новый Год
Веселый Дед Мороз
Сложил, смеясь, в большой мешок
И королю на посошок
В подарочек принес.
Свинья не выдаст, Бог не съест:
Король подпишет манифест,
Король взмахнет рукой,
И потечет за ратью рать
В сраженье грозном умирать
Над нефтяной рекой.
А что народ? Да что народ,
Все также ест, все также пьет
За славу и успех.
И продолжается война,
И приближается весна,
Но, впрочем, не для всех…
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Тронный зал в королевском дворце. Около пустого трона стоят министры. Министр-администратор обмахивается веером сводок и докладов. Министр-прокуратор держит в руках авоську с каким-то барахлишком. Министр-махинатор что-то строчит в записной книжечке, периодически поглядывая на остальных.
Министр-прокуратор. Хорошая погода сегодня, не правда ли, коллеги?
Министр-администратор (отдуваясь от жары). О да!
Министр-прокуратор (подозрительно). А что же вы, любезнейший, так тяжело дышите? Ведь и не так жарко вроде… никак сердечко пошаливает?
Министр-махинатор (бормочет под нос, что-то записывая). Ай-я-я-й, сердечко пошаливает… это совсем никуда не годится!
Министр-администратор (возмущенно). Да как вы! Да что вы! У меня, к вашему сведению, превосходное здоровье! Да-Да! И наш вице-медикус, к которому я заходил на днях, это подтверждает!
Министр-прокуратор (вкрадчиво). Превосходное, значит… А зачем вы тогда вообще ходили к нашему уважаемому вице-медикусу?
Министр-администратор. Я? Зачем? А … чтобы вы не беспокоились обо мне, дорогой коллега. Вот, у меня и справочка имеется! (Достает справочку и читает.) «Я, придворный лейб-медикус, настоящим удостоверяю, что господин министр-администратор совершенно здоров, пребывает в здравом уме и твердой памяти и способен прекрасно исправлять свой служебный долг. Небольшая одышка господина министра объясняется исключительно тревогой за судьбу отчизны». Что, съели, уважаемый?
Министр-прокуратор. Ну, зачем же так горячиться? Я ведь исключительно о здоровье вашем пекусь! Вот и доктор пишет – одышка, и цвет лица у вас эдакий… характерный, и вон, пот на лбу выступил. А в правительстве нынче – как на войне, железное здоровье нужно иметь!
Министр-администратор (вытирая лоб платком.) Вот-вот, то-то и оно, что железное. Это все кольчуга проклятая…
Все остальные министры, хором. Что-о?
Министр-администратор. Кольчуга. Тяжелая, зараза. Очень, знаете ли, боюсь… эээ… предательского удара кинжалом в спину.
Министр-махинатор (заинтересовано). О, это уже интересно! Неужели среди нас появились предатели?
Министр-администратор. Ну как вы могли такое подумать! Среди нас, честнейших слуг народа – и предатели? Какое кощунство!
Министр-махинатор. Так и зачем тогда кольчуга?
Министр-администратор. Ха! А что сказал давеча его величество, а? У меня записано, между прочим. (Достает очередную бумажку.) Вот! «Друзья мои, враги не дремлют! Всe, что сделано, что достигнуто нами в упорной борьбе, может разрушить подлый варвар предательским ударом в спину…» Подлый варвар, да… Так что мы с товарищами в министерстве посовещались и закупили партию отличных кольчужек. Как говорится, но пасаран! Вот жарковато только немного, но это с непривычки, полагаю. А скажите-ка мне, ваше инквизиторское благородие, что это вы в последнее время везде с авоськой этой ходите? Что это там у вас, а?
Министр-прокуратор. Откровенность за откровенность. Здесь у меня, знаете ли, сухари и смена белья.
Министр-администратор. Неужели же вы, наш главный прокуратор, и боитесь сесть в тюрьму?
Министр-прокуратор. Я не боюсь, но … Народную мудрость помните: от сумы да тюрьмы?.. вот я и не зарекаюсь.
Министр-махинатор (заинтересованно). Вы что же, убили кого-нибудь?
Министр-прокуратор. Вот еще, стал бы я дергаться по пустякам! Да и вообще, я человек кристальной, нет, алмазной честности. И праведности. Но вот происки врагов! Вам ли не знать, господа, как это бывает… раз – и нет у человека ни свободы, ни честного имени, ни чистого белья… И вообще, считайте, что это у меня талисман такой.
Министр-администратор. Вы это серьезно?
Министр-махинатор (записывая). Так-так, значит, ни имени, ни белья….
Министр-прокуратор. Ха-ха-ха, господа, я пошутил! Пошутил я! А вы-то и купились, купились, господа!
Герольд. Его величество Филипп 66-ой!
Министры резко замолкают и вытягиваются по струнке. Лица их растягиваются в елейных улыбках.
Входит король. За ним почти вплотную следуют двое в сером.
Король. Ага, все мои министры в сборе. Отлично. И таки как служится, господа?
Министры (хором). Рады стараться во славу отечества, ваше непредсказуемое величество!
Король. Ответ неправильный. Вы кому служите, мерзавцы? Кто вас кормит, поит, оберегает от врагов?
Министры. Вы, ваше непредсказуемое величество!
Король. Кто, несмотря на всю вашу ненасытную жадность и склочность, до сих пор терпит вас возле своего трона?
Министры. Вы, ваше непредсказуемое величество!
Король. Кто здесь, в конце-концов, отец народа и помазанник божий?
Министры. Вы, Ваше непредсказуемое Величество!
Король. Вот то-то! Так что отечество тут совершенно не при чем, служите вы только мне — зарубите это себе на ваших сизых носах. Итак, как поживает мой народ под вашим чутким руководством?
Министр-администратор. Народ поживает замечательно и (достает еще одну бумажку) передает вам заверения в своей глубочайшей признательности и любви в стихах, песнях и коллективных посланиях. Вот, провинция Голодай, например, в приветственном обращении умоляет ваше непредсказуемое величество жить вечно. Верхнее Гнилозубье в прошлое воскресенье в полном составе, включая безногих инвалидов и грудных детей, вышло на демонстрацию любви к Вашему величеству, сопровождавшуюся песнями, плясками и сожжением чучела вражеского короля. В столице объединенного автономного округа Уйсунь-хувынь принято решение о сооружении аллегорического монумента во славу королевского величия …
Король. Аллегорического? Это как?
Министр-администратор. Согласно гениальному замыслу господина придворного скульптора, монумент будет исполнен в виде трехсотметрового кукурузного початка, являющегося, со времен вашего далекого предка, символом любви королевской династии к своему народу. В основании початка планируется поместить скульптурный портрет головы вашего величества в масштабе один к ста…вот, извольте взглянуть на чертежик, тут все подробнейшим образом разрисовано. (Достает из-под мышки свернутый в трубочку лист бумаги и разворачивает и демонстрирует королю.)
Король. Та-а-а-к… А почему это я такой мрачный?
Министр-администратор. Ну, не мрачный, а скорее задумчивый… мудрый такой и тревожащийся за судьбу страны. Хотя, если желаете, можно голову и улыбнуть.
Король. Улыбнуть? Это, конечно, можно, но несерьезно как-то… А так все же мрачновато! Опять газетенки заморские начнут вопить про диктатуру, жестокий режим, кровавого палача… Какие будут предложения?
Министр-махинатор. Предлагаю добавить еще одну голову, ваше величество!
Король: Эээ?
Министр-махинатор. Ну, будет в основании две головы. Одна, значит, карающая, другая милосердная. Прямо как у двуглавого кондора на королевском гербе. Вот, смотрите, вот так мы ее пририсуем (чертит вторую голову и демонстрирует рисунок всем собравшимся: вертикальный столб «початка» с двумя «головами» в основании). Ну, как, ваше величество?
Король. Вполне, вполне. Молодец, министр, хвалю! Не зря в закромах родины пасешься! Так, с искусством разобрались. Недовольных моей мудрой политикой нет?
Министр-прокуратор. Ну, Ваша непредсказуемость, недовольных у нас нет и быть не может. Однако на прошлой неделе обнаружено двое сомневающихся…
Король (приподнимая бровь). Так-так…
Министр-прокуратор. Впрочем, орлы мои с ними уже поработали.. совершенно очевидно, что сомневались эти мерзавцы исключительно на средства зарубежных спецслужб! Так что я бы их даже и не учитывал на общем фне…
Король. Ага. А почему только двоих выловили? Плохо работаете! С твоим-то аппаратом, дорогой – и всего двоих!
Министр-прокуратор. Ваше величество, осмелюсь доложить, мы работаем строго по плану… вы ж сами и утверждали! Двух иностранных агентов в месяц разоблачать положено — вот мы и разоблачаем, строго по графику..
Король. А могли бы и с опережением.. Ладно, но впредь учтите свои ошибки. Министр-махинатор, что у тебя?
Министр-махинатор. О, по моему ведомству все просто супер! Недавняя …эээ… не слишком удачная военная компания с успехом выдана за полную победу вашего величества. Народ ликует и жаждет новых сражений. Повышение цен на хлеб приказано считать происками врагов. По всей границе расставлены двусторонние щиты с цветными картинками и надписями «Жить стало лучше, жить стало веселее». Многие верят. Что там у нас еще? Ах да! Все учебники истории перепечатаны с поправками согласно вашим личным указаниям, учителям тщательно промыты мозги.
Король. Отлично. Что еще?
Министр-махинатор (осторожно). Ну, так, по мелочи, появились у меня некоторые идейки. Видите ли, для дальнейшего укоренения в народе любви к своему королю, а также в целях упрочения атмосферы любви и согласия…
Король. Ну-ка, ну-ка, интересно. Что вы, крысы министерские, опять так напридумывали?
Министр-махинатор. Наши крысы, эээ…. пришли к выводу, что… ну, в общем, не велите казнить, ваше величество, но хорошо бы вам жениться.
Король. Чего-чего? Ты, голубчик, никак обкурился, или пармезаном контрафактным объелся?
Министр-махинатор. Никак нет, ваше величество. Извольте дослушать. Как показало последнее социологическое исследование, народу нужна королева. И наследник. Тогда ваши подданные будут ну абсолютно счастливы.
Король. Да насрать мне на этих подданных! Это они должны себя так вести, чтобы я был абсолютно счастлив, а не наоборот. Не хочу я жениться! И потом — на ком? С соседями я давно в ссоре… не на плебейке же?
Министр-махинатор. Ну, зачем так резко! Вы, например, можете жениться на самой красивой девушке королевства! Это будет очень романтично! И очень, как это теперь принято говорить, суверенно. Устроим, знаете ли, кастинг, туда-сюда, конкурс красоты, и юная дева в теплой и праздничной обстановке отдаст вам руку и сердце…
Министр-администратор. Социологический прогноз утверждает, что национальное самосознание повысится, таким образом, на двести процентов, а любовь к вашему величеству – процентов на триста пятьдесят…
Король. О, и этот туда же! Бред это все. Смотрите, мерзавцы, в другой раз такую чушь пороть начнете – отправлю чукчуменей пасти в этот самый Хуйсуньвынь или еще куда посевернее… Это как вам только в голову пришло – своими грязными лапами да в личную жизнь короля залезать! Заигрались, ой, заигрались! Ладно, закрыли тему. Какие у нас еще дела на сегодня?
Министр-администратор. Купцы нашей славной столицы ожидают аудиенции, дабы засвидетельствовать свое почтение к вашему величеству.
Король. Что-то не хочется видеть мне видеть эти мерзкие рожи…
Министр-администратор. Купцы дары принесли, ваше величество!
Король. Дары? Ну что же — тогда пусть войдут. (Напевает.) Бойся, данаец, дары подносяший…
Купцы, почтительно пригнувшись, входят в тронный зал. В руках они несут каждый по золотому ларцу, которые поочередно складывают к подножию трона. Избавившись от подарков, купцы выстраиваются перед королем.
Старейшина купцов. О могучий и высокочтимый, прекрасный и вечноцветущий, премудрый и справедливый государь наш, непредсказуемейший из всех королей, владетель великия и малыя, белыя и черная, да не погаснет солнце в твоих очах, не закончатся мудрые мысли в твоей голове и не иссякнут природные ресурсы в твоих владениях, да не…
Король. Ну, хватит, дорогой, эдак ты до вечера тут соловьем разливаться будешь. Давайте по-простому, без чинов. Чего принесли, ребята?
Старейшина купцов. Дары, государь. От благодарных коммерсантов твоей славной столицы.
Король. И чего хотят мои щедрые и такие благодарные коммерсанты?
Старейшина купцов. Всего ничего, государь, сущую малость. Торговать с соседями хотим, как прежде. А то границы как после последней победы твоей прикрыли, так у нас товар на складах-то и тухнет. И не купить ничего, и не продать. У Фила Бородавчатого песец завонял, у Мозеса Карловича дерево гниет, а у Хромого Пьера вообще скважина нефтяная, ему без внешней торговли никак. Вот и пришли мы к тебе на поклон, сокол наш ясный, голубь сизокрылый, надежа и опора…
Король. Нефть у Пьера, говоришь? И много нефти-то?
Пьер (выступая вперед). Да что вы, ваше величество, много – это у вас, у меня чуток самый – повезло с вотчиной, хоть и с ноготок она… Так, по чуть-чуть качаем, чтобы с голоду не помереть.
Король. Что-то, братец, заговариваешься. Когда это в моем королевстве и кто с голоду умирал?
Старейшина купцов (с отчаянием в голосе шепчет Пьеру). Ай, Петюня, ну ведь говорил таки тебе я, не лезь, когда умные люди за дело говорят! Вечно ты ляпнешь чего… ваша непредсказуемость, вы его не слушайте!
Король подзывает жестом министра-прокуратора, тот подбегает и наклоняется к королю, они о чем-то недолго шепчутся
Король. Та-а-ак. А налоги ты со своей вотчины исправно платишь, а? Министр-прокуратор, ты у нас все про всех знаешь! Ну-ка, расскажи нам, что это за шейх нефтяной к нам пожаловал?
Министр-прокуратор (отчитывается, как по бумажке читает). Пьер Ламбар, он же Петюня Хромой, незаконный сын барона фон Храппа, скупил по недосмотру наместника Полярного Края ряд пустошей, впоследствии оказавшихся нефтяными месторождениями. Является по сути дела олигархом, по натуре вором, но в законе. Налоги очевидно утаивает, так как непозволительно богат.
Пьер (ухмыляясь и подталкивая к королю свой сундучок, который заметно больше остальных). Так-то оно так, ваше Величество, но я ж всегда готов к консенсусу! Я ж, Ваше Величество, не полный же идиот!
Король. А я вот возьму, мерзавец, да и в тюрьму тебя посажу, а?
Пьер (удивленно). Зачем?
Король. Просто так. Не нравишься ты мне. Стоишь криво, смотришь прямо, говоришь дерзко. А соответствующую статью – это вот он (кивает в сторону прокуратора) потом придумает и любопытствующим разобъяснит. Взять его!
Король делает легкий жест, двое в сером выходят из-за его спины, подходят к Пьеру. Один из них четким профессиональным движением ударяет Пьера в солнечное сплетение. Согнувшегося пополам купца люди в сером тут же уволакивают прочь. Уволакиваемый Пьер кричит что-то не вполне цензурное.
Король (обращаясь к купцам). Ну что, любезнейшие, выводы сделали?
Купцы (хором). Так точно, ваше величество! Разрешите идти?
Король. Да бога ради, у нас свободная страна, идите куда хотите! Да заходите еще! Вот завтра и заходите…
Купцы, пятясь и кланяясь, выходят.
Король. Эк я их напугал! Завтра ведь опять прибегут, втрое против сегодняшнего притащат! До чего удачно-то получилось! (Обращаясь к министру-прокуратору.) Ты там подсуетись, чтобы этот барыга вотчину свою надлежащим образом в казну отписал – нечего всякой шушере на богатстве народном, то есть моем, наживаться.
Министр-прокуратор. Подпишет, никуда не денется.
Король. Ох, устал я что-то. Впрочем, мы, кажется, закончили. Страна в порядке, народишко всем доволен, казну пополнили… хорошенький денек получился! Все, я иду отдыхать. А вы, друзья мои, за работу, за работу. Как говорится – король спит, а служба идет!
Министр-администратор. Осмелюсь напомнить, ваше величество, послезавтра вы должны присутствовать на открытии памятника вам любимому на главной площади.
Король. Я тебе, любезный, к счастью, ничего не должен – но, так и быть, поприсутствую. Ха-ха-ха, шутка. Если это все – спасибо за внимание и пошли все вон, надоели.
Министры, пятясь, удаляются.
Министр-махинатор (умоляюще, от двери). Но только я умоляю вас, ваше величество, на празднество наденьте фиолетовую мантию, обязательно фиолетовую, она вам так к лицу, так к лицу!!!
Король. Господи, как же они мне все надоели! Куда не плюнь – везде эти жирные мерзкие морды, везде взяточники, подхалимы, подлецы и наглецы. Устал я. Уйти от них, что ли? Отказаться от трона, объявить эту… парламентскую республику, поселится в каком-нибудь тихом монастыре со всеми удобствами, писать мемуары… Но нет, нельзя. Пропадут ведь без меня, как есть – пропадут. Просрут отечество вчистую. Так что — придется страдать! Ну, что вы там телитесь, занавес уже давайте, занавес!
Интермедия.
Занавес закрыт. В темноте звучат голоса — как если бы заговорили газетные статьи:
«…сам великий Густав Золотое перо был столь впечатлен творениями Александра Дюлона, что вопреки обыкновению держаться подальше от литературного бомонда, встретился с молодым дарованием и, по слухам, собирается написать предисловие к его следующему сборнику. Что же, это неудивительно – ведь многие знают, как пленителен умеет быть наш молодой пиит. Он не расточает банальных любезностей, не делает комплиментов, но одной лишь точно угаданной интонацией, словом, определением овладевает целиком и полностью вниманием слушателя, читателя, собеседника…»
«Скажу лишь, что этот молодой человек одарен исключительно щедро. Талантливый лирик, он уже опубликовал несколько великолепнейших сборников – «Плач уходящей любви», «Сердце, пронзенное весной», «По стопам Орфея» — и это не считая многочисленных публикаций в известных литературных журналах. Уже написанного им вполне достаточно, чтобы без колебаний признать истинный, божественный дар, и мне остается только догадываться, каких поэтических вершин этот юноша достигнет в будущем…»
«…Сын знаменитого ученого и дочери генерал-губернатора, он родился и вырос в культурнейшей обстановке; в доме, где бывал весь цвет интеллектуальной элиты столицы. Это баловень судьбы, получивший от нее блестящие дарования, красивую наружность и благородный характер. Талант его чист и светел, как горное озеро в тихий летний день. Грязь повседневности, сажа быта, дешевый памфлетизм – ничего этого вы не найдете в стихах Александра Дюлона, но найдете красоту, любовь, поспевание вечных ценностей… Мы полагаем, что популярность его среди молодежи свидетельствует о правильном воспитании и тонком вкусе нашего молодого поколения. Непонятые поэты, скептически смотрящие на жизнь, государственное и общественное устройство, превратно оценивающие в своих произведениях отечественную историю, не по нутру нашему юношеству, тогда как Александр Дюлон стал его кумиром…»
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Гостиная дома Мерсье. Комната обставлена богато, с претензией. Приглядевшись, однако, можно заметить, что многие вещи уже в том возрасте, когда из приличных домов им пора переезжать, в лучшем случае, в дома попроще, в худшем – на свалку. Посредине комнаты, развалившись в кресле, сидит хозяйка дома с тоскливым выражением на лице.
Глория. Боже мой, боже мой! Как скучно жить! Как мне все это осточертело: скряга-муж, козел-любовник, дура-дочь, и занавески эти гадкие… Какая повсюду пошлость, какая мерзость! А я … я так одинока. Я так утомилась! Отдохнуть бы, отдохнуть… А ведь я еще вполне молодая женщина, умна, красива, обаятельна — но нет жизни! Все обстоятельства… как же я ненавижу эти обстоятельства! Ведь живут же другие – легко, красиво, со вкусом, а тут все время приходится оглядываться на что-нибудь, прикидывать: где же взять денег и что скажут люди, и бла-бла-бла… А разве настоящая женщина может думать о деньгах? Наше дело – блистать, парить, услаждать взоры и наслаждаться жизнью, а мужчины пусть занимаются всем остальным. Впрочем, настоящие мужчины, похоже, вымерли, как мамонты, одни картинки в книжках и остались. Но как жить? Как же жить дальше, если нынче вечером я приглашена к герцогине, а у меня ни одного нового платья не осталось! И занавески эти пакостные…
Входят господин Мерсье и Диана.
Глория (нежно улыбаясь). Ах, милый, ты уже вернулся! Как это кстати: нам надо поговорить!
Господин Мерсье. Да? И о чем же?
Глория. Милый, вот уже два месяца я твержу тебе, что эти безобразные занавески на окнах пора сменить. Им же сто лет! И потом, это дурной вкус – завешивать окна бархатом, это совершенно несовременно. Заметь, я ведь не прошу тебя, скажем, переехать в новый дом или купить новую мебель, хотя и это не помешало бы… Занавески – это же пустяк, гроши! Ты только представь себе, мы уберем из гостиной это старье, а повесим что-нибудь такое легонькое, полупрозрачное… Да! Жатый шелк персикового цвета со стразами! Милый, это будет чудесно! А на втором этаже – «карибские волны»! Это самый модный оттенок сезона!
Господин Мерсье (назидательно). Глория, ну я ведь уже объяснял тебе, что сейчас у меня нет денег на смену обстановки. И потом, вот ты говоришь, что занавески – это гроши. Но позволь тебе заметить, что грошик сотню бережет, так сказать. Я ценю твое стремление к уюту, но хочу, дорогая, чтобы ты поняла, как важно жить по средствам! И потом, чем тебе не угодили шторы: их еще моя бабушка покупала, а они все как новенькие.
Глория. Ах так! Значит я теперь должна жить в лачуге и дышать древней пылью! Боже мой! И этому человеку я отдала лучшие годы своей жизни! Ради его детей которого я пожертвовала своей юной красотой — а в нем нет ни сострадания, ни чувства прекрасного. Дай ему волю – и он будет жить в пещере на голом полу, а сундуки с золотом закапывать на черный день. Нет, я решительно ухожу! Я ни секундой дольше не останусь в этом доме!
Господин Мерсье. Вы забываетесь, сударыня!
Диана (спокойно и даже лениво — чувствуется, что в происходящем нет ничего для нее нового). Папа, мама, ну не надо ссориться!
Глория. Ах! Как легко сказать – не надо ссориться! А как жить дальше, если меня никто не понимает! (Всхлипывая, падает в кресло и закрывает лицо руками. Плечи ее мелко подрагивают.)
Господин Мерсье некоторое время ходит вокруг плачущей супруги, затем говорит примирительно:
Господин Мерсье. Ну, не надо плакать, дорогая. Я обещаю тебе, что подумаю о твоих занавесках в следующем квартале…
Глория. Ах, нет, не нужно, оставьте меня, бога ради! Я так несчастна!
Господин Мерсье. Ну стоит ли из-за каких-то глупых штор…
Глория (открывая лицо, с жаром). Ну, причем тут шторы! Причем! Вы грубый и жестокий человек, Мерсье, и ничего не понимаете! У меня трагедия, а вы словно насмехаетесь надо мной! (Рыдает еще пуще.)
Господин Мерсье. Дорогая, я, право слово, не хотел… но что все-таки происходит?
Глория. Что происходит? Вы еще спрашиваете? Я самая несчастная женщина на свете, вот что! Ведь я приглашена сегодня к своей двоюродной тетушке-герцогине, вы понимаете, к самой герцогине, а мне ну совершенно нечего надеть! Не поехать – немыслимо, одеть старое – все сочтут нас нищими, а я этого не переживу. (Снова рыдает).
Господин Мерсье (растеряно). Но, дорогая, а то платье, которое вы купили недавно у Дюссо? … фиолетовое такое, с оборочками?
Глория. Я уже выходила в нем позавчера!
Господин Мерсье (морщась). Ну, хорошо, хорошо, не рыдайте, я дам вам денег на новое платье. Но, только, чур – покупать у Гордона, у этого мошенника Дюссо совершенно немыслимые цены!
Выписывает чек.
Господин Мерсье. Вот. И не надо так переживать из-за ерунды. Передавайте мои наилучшие пожелания герцогине. (Уходит.)
Глория тут же перестает всхлипывать, вскакивает и рассматривает чек.
Глория. У Гордона, как же. Там только что гувернантки не одеваются. Нет, только Дюссо! Тем более, что он мне обещал приличную скидку, а если что, то на аванс тут достаточно, а остальное запишем в долг…
Диана. Мам, ну вот скажи, тебе что, так нужны были эти занавески?
Глория. Вот дурочка! Мне платье новое было нужно! Уверяю тебя, что если бы мне так необходимы были именно шторки… ах, что тебе объяснять! Выйдешь замуж – сама до всего своим умом дойдешь. Если, конечно, мамонта не откопаешь.
Диана. Мамонта???
Глория. Ага. Ну, пока, деточка моя, у меня куча дел. Да, кстати, не хочешь ли ты поехать со мной к герцогине? Там бывают интересные молодые люди, кое к кому я бы присмотрелась…
Диана. Спасибо, нет. Я уже приглашена к подруге.
Глория. А по магазинам со мной не хочешь прогуляться? Если мне не изменяет память, ты вроде как послезавтра должна участвовать в каком-то дурацком шоу на городской площади… стыдно, если ты будешь одета хуже, чем твои подруги.
Диана. Мама, во-первых, это не дурацкое шоу, а торжественное открытие памятника его королевскому величеству… думай, что говоришь! А во-вторых, для участия в торжествах специально отбирали самых красивых девушек города. Моя подруга Мариетта, кстати, третий день слезы льет, что ее завернули! Но платья нам велено всем одеть самые простые, из белого шелка, и из украшений только живые цветы…
Глория. Фи, что за глупости! Бриллианты требуют оправы. Впрочем, как знаешь, как знаешь. Кстати, было бы неплохо, если бы тебя заметили, и тебе удалось пробраться ко двору. Быть придворной дамой – это приятно во всех отношениях. Ну, раз ты мне компанию составить не желаешь – тогда пока, дитя мое.
Выплывает из комнаты.
Диана (сама с собой). Нет, матушка все же умная женщина, хотя временами решительно невозможна. Кстати, с чего бы это вдруг она стала меня приглашать с собой? Неужели решила озаботиться моим замужеством? Не дай бог! Она ведь меня продаст, и глазом не моргнет, если только почует, что ей с этой сделки светят хоть какие-нибудь проценты. И папочку уговорит. Нет, я замуж не хочу. Зачем? Я еще молода, можно не торопиться. И потом, у меня есть Александр. А ведь он так красив, и умен, и талантлив, и знаменит! Представляю себе, сколько девушек мечтает оказаться на моем месте! Ведь так и вьются вокруг него, куда не придем, а он – он выбрал меня! Да, с ним я чувствую себя настоящей королевой!
Входит Александр.
Диана. Милый, это ты!
Александр. Я, любимая! Мне почему-то чертовски захотелось тебя увидеть.
Диана. Но мы же договорились встретиться вечером в литературном клубе.
Александр. К черту вечер, к черту клуб! Я должен немедленно тебя поцеловать.
Целует Диану.
Диана. Но ведь мы потом пойдем в клуб, да? Мы же не будем сидеть дома весь вечер?
Александр. Да пойдем, если захочешь. Мне все равно – главное, быть рядом с тобой. Разве ты еще не поняла, малышка – я люблю тебя, и вся эта суета не имеет никакого значения. Мне кажется, я даже становлюсь другим человеком. Определенно! Я стал как-то иначе смотреть на мир. И, представляешь, вот как раз теперь, казалось бы, и писать о любви – а нет! Не пишется! После всех этих прежних глупых интрижек только и хотелось, что поскорее разбежаться и взяться за перо, а теперь – как отрезало. Я начинаю думать, что настоящие стихи про любовь пишутся только от любви ненастоящей, надуманной – потому что ее не жалко переводить на слова…
Диана. Знаешь, это для меня как-то… сложно. Ты что же, бросишь писать стихи? Вот теперь, когда ты на вершине славы? Когда твое имя известно каждому уважающему себя человеку в нашем королевстве, а юные барышни и почтенные журналы рвут тебя на куски? Нет, ты не можешь так поступить… так поступить со мной…
Александр. О нет, что ты! Быть поэтом – это на всю жизнь. Просто Муза моя, очевидно, решила сменить обстановку в своем убогом жилище. Не понимаешь? Да я и сам, признаюсь, пока не совсем понимаю… Не знаю, стоит ли рассказывать – впрочем, кому же, как не тебе. Видишь ли, сегодня ночью я проснулся от такого странного чувства, как будто меня кто-то звал. Проснулся – никого, только соловей заливается под окном. Я подошел к окну и слушал, слушал… и вдруг понял, что все мои вирши – это удивительная глупость, пустое бумагомарание, ничего не стоящая шелуха. Я ее люблю, она меня не очень! Мне стало ужасно стыдно за все эти нежные сердца, унылые вечера, прозрачные небеса и прочую чепуху. Я понял, что создан для большего. Что… впрочем, лучше я прочту тебе, что я написал сегодня ночью.
Достает листок и начинает читать.
Прогнила священная наша держава,
Протухла любимая наша страна!
Могучая сила, великая слава —
Ушли в незапамятные времена.
От южных морей до полярного края
И стонут, и плачут леса и поля,
Покоя не зная и счастья не зная,
Под плетью забывшего честь короля.
Здесь нет нам простора, и света, и жизни,
Грядущие тьмою покрыты года.
И вставших на подвиг во имя Отчизны,
Отчизна отринет без слез и стыда!
Александр. Ну, что скажешь?
Диана (ошарашено). А…а.. что я должна сказать?
Александр (улыбаясь). Скажи хоть что-нибудь.
Диана. Я не знаю… это же самая настоящая политика… ты никогда раньше ничего такого…
Александр. Представь себе! Я вдруг понял, что нельзя всю жизнь строить замки из песка, нельзя на жизнь смотреть сквозь розовые очки и верить, что все хорошо, пока неприятности не коснулись тебя лично. Ведь ты посмотри, сколько вокруг развелось грязи, мерзости и лжи! На каждом углу всякая сволочь кричит, как у нас якобы жить хорошо, а на самом-то деле мы ходим по пастбищу, как стадо баранов, а вокруг рыщут собаки его пустоглазого величества и караулят, чтобы никто не выскочил за изгородь. Понимаешь?
Диана. Я понимаю, что если ты так будешь продолжать и дальше, тебя, безусловно, выгонят из Академии искусств, и уж точно не будут печатать. Да, это определенно никто не опубликует! И потом, зачем так сгущать краски – счастья не зная, под плетью, тьмою покрыты, стадо баранов. Да, его величество (оглядывает и дальше говорит шепотом) иногда бывает… ну, непредсказуем, но зачем же такой пафос? Опять же, со славой ты переборщил – а как же наша недавняя победа?
Александр. Да какая там победа! Раз уж ты сама об этом заговорила, я тебе расскажу… Мы проиграли решающее сражение, король подписал акт о капитуляции и теперь наша страна будет десять лет выплачивать контрибуции. Разумеется, об этом нигде не пишется и не рассказывается, а кто знает правду – тот помалкивает от греха, но всё равно все…
Диана (с досадой). Так вот и ты помалкивай, кто ж тебя за язык-то тянет!
Александр. Диана, милая, я ничего не понимаю… ты ведь умная девочка, ты не можешь не видеть всего того, что творится вокруг. Или я в тебе ошибся?
Диана (про себя). Или это я в тебе ошиблась, друг мой. Этак тебя упекут в рудники лет на двести… и хорошо, если тебя одного. Впрочем, гнать пока рано – может, моча в голову ударила, а завтра все пройдет? Не может не пройти – ни за что не поверю, что такую славу можно вот так вот, запросто, выбросить на помойку! (Обращается к Александру.) Ах, нет, милый, конечно, нет, ты не ошибся, я… я просто очень боюсь за тебя! И очень тебя люблю! И стихи эти замечательные, да, просто превосходные, но вот читать их пока никому не стоит. Хорошо? А этот листочек… пусть он пока побудет у меня. Я хочу перечитать вечером. А теперь поцелуй меня, пожалуйста.
Целуются. Во время поцелуя Диана выуживает из ладони Александр листок и прячет его в свой карман. Потом она отстраняется от Александра.
Диана. Ну вот. А теперь давай сходим в кафе на набережной, а потом – в клуб.
Александр (поморщившись). Но там мне опять придется читать эти дурацкие стишата… Я же сказал тебе, что все это глупости, мне стыдно за себя и хотелось бы покончить с этим раз и навсегда!
Диана (со слезами в голосе). Покончить! Может быть, ты и со мной решил покончить?
Александр. Ну что ты, радость моя… Ты все не так поняла! Я ведь теперь еще сильнее тебя люблю, я просто хочу, чтобы и мы, и наши дети жили достойно. Ну, не плачь, прошу тебя! Бедная моя девочка, ты просто не понимаешь… Хорошо, хорошо, если для тебя это так важно, пойдем, сходим еще разок в этот дурацкий клуб. Я даже прочту, пожалуй, что-нибудь, не очень слезливое.
Диана. Честное слово?
Александр. Честное слово!
Диана. И не слова о политике? Обещаешь?
Александр. Хорошо, хорошо, обещаю. Ты же знаешь – я готов на все, только бы ты была счастлива.
Диана (хитро). Правда? А ты не боишься, что я когда-нибудь воспользуюсь этим обещанием?
Александр. Я? Боюсь? Но ведь ты же любишь меня – так зачем мне чего-либо бояться! А если будешь счастлива ты – буду счастлив и я.
Диана. Да, конечно, милый. Я люблю тебя. Ну что же, пойдем?
Александр. Пойдем, дорогая. И да хранят нас всесильные боги любви!
Интермедия
Голос Дианы:
Я решительно не понимаю, почему он так разозлился… Неужели он не понимает, что это так почетно для любой девушки – быть в списках первых красавиц королевства, да еще и удостоиться чести петь для короля… Можно подумать, что если я полюбила его, а он меня, то мне теперь нужно запереться в темной комнате и никуда не выходить без паранджи… какое-то средневековье, честное слово! Он, видите ли, сделал мне предложение! Он, понимаете ли, и так знает, что я самая красивая… он знает, а остальные? Почему девушка, даже если она становится невестой, должна отказывать себе в удовольствии нравиться окружающим? И потом еще, это его внезапное увлечение политикой… песня ему не угодила, боже мой! Да ей сто лет, песня как песня, да, хвалебная, но какую же еще петь на празднике? А эти его новые стихи? Кошмар! Глупо, бездарно и опасно! Нет, мне все это совершенно не нравится! Неужели я в нем ошиблась? Обидно, столько времени потеряно… А, все-таки, мне белое очень, очень к лицу.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Городская площадь. Открытие памятника Королю-Победителю. На помосте сидит в кресле король Филипп, вокруг него — придворные, внизу шумит толпа горожан.
Король. Ну что, господа, я смотрю – мой народ как будто всем доволен. Это умиротворяет. И сыты все, вроде бы, и одеты неплохо так, совсем даже и не в лохмотья. Вот я так думаю, а не пора ли поднимать налоги?
Министр-прокуратор. Пора, ваше величество, а то и впрямь — совсем зажрались!
Министр-администратор. Да, да, совершено точно подмечено, ваше величество, стопроцентно пора.
Министр-махинатор. Я бы сказал, в яблочко!
Король. Ну, ты тогда, администратор, бумажки какие надо подготовь, я тебе подпись потом нарисую. Чернь должна знать свое место. А то вырядились, мерзавцы. Вон, поглядите, ну ведь чистая лавочница с лица, а вся в соболях!
Министр-махинатор. Осмелюсь заметить, ваше величество, лавочница в мехах – это графиня Собкевич, из Серединных провинций. Она вам еще не представлена, так как приехала лишь сегодня утром.
Король. Ой бл., надо ж, как вырождается народец-то. Экая физия — а графиня. Так, а это рядом с ней что за чудо в павлиньих перьях, а? Ну, вон тот, в шляпе с пером и черном плаще, прям принц с большой дороги!
Министр-прокуратор. Ах, этот! Это так, поэтишка, пустой человечек. Зовут Александром Дюлоном. Мы в нашем ведомстве всех этих писак регистрируем – так, на всякий случай, вдруг чего лишнего писать начнут. Но этот фрукт вполне благонадежный.
Король. О любви, небось, пишет?
Министр-прокуратор. Так точно-с, о любви. Сопли на кулак наматывает и в кружевные манжеты складывает. Однако, на хлеб с маслом ему, подлецу, похоже, хватает. Ишь, разоделся, чучело гороховое… пощипать его, что ли, на досуге, чтоб жизнь медом не казалась?
Король. Не, раз о любви – пусть пишет. О чем же им, слюнявеньким, писать-то, как не о любви да о природе?
Министр-махинатор. Позволю себе добавить, еще о смерти пишут, ваше величество, об одиночестве там, непонимании. Но с такими стишками уже, знаете ли, сложнее – и не угадаешь, где крамола выползет… Так что про любовь – это мы поощряем, там же все просто, с любовью этой, и издатели у нас должным образом проинструктированы…
Король. Вот вы говорите – пустой человечишка, а мы про него уж битых полчаса разговариваем. Тьфу, пакость какая! И вообще, давайте уже начинать, а то надоел мне этот народец – сил нет.
Министр-махинатор. Не извольте беспокоиться, ваше величество, сию минуту!
Машет рукой кому-то невидимому, и тут же раздается бравурная музыка. С памятника медленно сползает закрывающее его белое полотнище, и взорам публики предстает бронзовый мускулистый атлет, сжимающий копье и чертами лица смутно напоминающий Филиппа. Глядя на изваяние, подбирается даже король, а про остальных и говорить нечего – все замирают в подобострастном восторге. К помосту выбегает стайка девушек в легких белых платьях, с букетами цветов. Цветы они кидают к ногам короля, а потом выстраиваются перед помостом и начинают петь нежными, серебряными голосочками.
Боже, храни короля!
Молит родная земля.
Пусть он над нами
Реет, как знамя,
Царствует ради и для!
Пусть он могучей рукой
Наш охраняет покой,
Благословенный
И суверенный
И справедливый такой!
Недуги прочь отгони,
Дай ему долгие дни,
Гордых смирителя,
Слабых властителя,
В славе и силе храни.
Диана стоит в первом ряду поющих. В начале песни король бросает на нее взгляд – и больше ни на секунду не отводит от девушки глаз до самого окончания праздника.
Певицы замолкают. Толпа разражается приветственными выкриками и аплодисментами. Однако кое-кто и свистит. На свист реагируют только люди в сером – поискав глазами в толпе свистунов, тихо и деловито ретируются с помоста – очевидно, для наведения порядка. Через некоторое время они возвращаются. В толпе мелькает лицо Александр. Он очень мрачен, но и только. Диана на него не смотрит, и, увлеченная новой ролью, раскланивается вместе с другими барышнями.
Король (тихо, подозвав жестом министра-прокуратора). Кто это?
Министр-прокуратор. Где, ваше величество?
Король. Вот болван, а? Вон, там, в белом платье?
Министр-прокуратор. Виноват, ваше величество, их там как бы много, и все в белых платьях…
Король. Я вижу только одну. Какая девушка, а? И эти орхидеи в волосах…
Министр-прокуратор. Ах, в орхидеях которая? Так это герцогини Свейской внучатая племянница, зовут Дианой, кажется… Да, ничего себе куколка…
Король. Заткнись, болван! Какая она тебе куколка!
Министр-прокуратор (опешив). Виноват, ваше величество, ни разу не куколка! Орхидея, чистая орхидея!
В это время вперед выходит Генерал-губернатор. В руках у него золотой поднос с внушительных размеров золотым же кубком. Звучит приветственная речь.
Генерал-губернатор. (Читает по бумажке) Ваше величество! Дорогие сограждане! Времена, как известно, не выбирают, в них живут и умирают, и я несказанно счастлив, что мне довелось жить именно здесь и сейчас, когда нашей прекрасной страной правит такой мудрый, прозорливый, справедливый, решительный, отважный и удачливый король. И это не грубая лесть, как хотелось бы думать некоторым нашим врагам и прочим гнусным инсинуаторам, нет, это я говорю от чистого сердца, не по должности, а по зову души. Ведь что такое королевская власть? Это, не побоюсь этого слова, бремя, и нести его — под силу не каждому. Это огромная, знаете ли, ответственность перед страной, перед богом, перед историей! Но посмотрите – эта тяжесть по плечу, так сказать, нашему обожаемому королю, она не согнула его, и не сломала, а наоборот – заставила шире расправить плечи и напрячь мускулы. А лицо? Вы только вглядитесь в его лицо! Да, сурово брови мы нахмурим, если враг захочет нас сломать! А эти руки! Как крепко сжимают они бразды правления… Ваше величество! От имени всего нашего города, где сегодня устанавливается этот вдохновенный монумент, да что там мелочиться – от имени всей нашей огромной страны, я преклоняю колени перед вашим мужеством, благородством, высоким умом и огромным сердцем. Под вашим мудрым руководством жить нам стало значительно лучше и веселее, и лишь об одном смеем мы умолять вас: живите, бога ради, долго и счастливо, и правьте нами как можно дольше, чтобы мы, так сказать, в полной мере, все вместе и каждый в отдельности, сумели насладиться плодами вашего правления. А теперь позвольте мне, как генерал-губернатору вашей столицы, преподнести вам этот символический кубок (поворачивается, чтобы взять у сопровождающего кубок и роняет бумажку), в котором плещется… ну, чтобы, так сказать, обмыть… Да, вот, и пусть подаст его вам красивейшая дочь нашего города!
На последних словах губернатора к нему подходит Диана, берет у генерал-губернатора поднос. Грациозно поднявшись по ступенькам на помост, она протягивает поднос с кубком королю, приседая в реверансе. Король, не отрывая от нее взгляда, берет кубок, выпивает вино, отбрасывает бокал в сторону. В эту минуту он даже чем-то привлекателен.
Король. Благодарю вас, барышня. И вас, мои дорогие подданные, также благодарю. (Встает.) Любите ли вы своего короля?
Народ (стройным хором). Любим!
Король. Уважаете ли вы своего короля?
Народ. Уважаем!
Король. Верите ли вы своему королю?
Народ. Верим!
Король. Ну, вот и чудесно. А теперь… теперь я хочу поцеловать это юное создание в знак моей любви ко всем вам! (Обнимает и целует Диану.)
Александр (отчаянно). Диана!
Король нехотя отрывается от Дианы и оглядывается. Люди в сером делают стойку, но ждут сигнала, ибо ситуация нестандартная. Александр пробивается сквозь толпу к помосту.
Король (сквозь зубы министру-прокуратору). А это еще что?
Министр-прокуратор. Так вроде как жених он ейный, ваше величество. Были замечены вместе неоднократно.
Король (нехорошим голосом). Чейный жених?
Министр-прокуратор. Да барышни вот, орхидеи нашей, ежели источники не врут… а мои источники обычно не врут. Им это дорого обходится.
Король (обращаясь к Диане). Ты знаешь этого юношу, дитя мое?
Диана (смущенно). Да, ваше величество.
Король. Он жених твой?
Диана. Ну… как бы…
Министр-прокуратор (оглядываясь на серых). Прикажете убрать, ваше величество?
Король (поморщившись). Ну не здесь же…
Министр-прокуратор. А где?
Министр-махинатор. Так, все понятно, все ясненько. Вы, барышня, свободны, бегите к своему жениху, да поскорее. Все, товарищи, праздник окончен, расходимся по домам, не задерживаемся. Ну, быстренько, быстренько, руки в ноги и побежали!
Диана спускается с помоста. Внизу ее подхватывает Александр и уносит прочь. Снова раздается музыка, и толпа понемногу начинает рассасываться. Король молча и в некотором трансе смотрит вслед Диане и Александр.
Министр-махинатор (обращаясь к министру-прокуратору). А вы все-таки идиот, дорогой мой… думать надо! Это вы при всем честном народе собрались бедного юношу убирать? Сами же говорили, что он вроде как кумир народный у нас, а? Нам что, проблем мало?
Министр-прокуратор. Так их величество сказали, что нас… наплевать ему на народ.
Министр-махинатор. Плевать на народ надо умеючи. Так, чтобы все радостно утерлись и добавки попросили.
Король (очнувшись). Любезные поданные, хочу сообщить вам замечательную новость – я женюсь.
Министр-прокуратор. На ком?
Министр-махинатор. Вот идиот! Это я не вам, ваше величество
Министр-администратор (С энтузиазмом). Неужели вы решили внять голосу общественного мнения, ваше величество?
Король. Чего? Ах, да. То есть нет. То есть эта девушка – она прекрасна, и она будет моей королевой. Я определенно влюблен!
Министр-прокуратор. Но ее отец…
Король. Плевать! Произведем в бароны.
Министр-махинатор. Но ее жених!
Король. Плевать. Тоже произведем в бароны. Или в тюрьму посадим – по выбору.
Министр-администратор. Ваше величество, если позволите, хорошо бы все-таки поточнее… так в бароны или посадим?
Министр-махинатор. Кроме того, ваше величество, если позволите… есть вероятность, что молодой человек, прошу прощения, не захочет в бароны. Он, видите ли, романтик, а эта такая порода пакостная! Из чистой гордыни сами себе и всем окружающим жизнь портят, а потом на паперти побираются. Как говорится, «никто же их бияше, сами ся мучаху». В общем, титулом он может не прельститься, денег не взять, а в тюрьму его сажать опасно…
Министр-прокуратор. Ничего не опасно! Посидит, подумает года три-четыре, там и вся любовь – и народная, и девичья – завянет, что твои помидоры.
Министр-махинатор. А вдруг не завянет? А вдруг барышня – уж вы простите, ваше величество – его тоже как бы любит? И на принцип пойдет? Да и зачем нам плодить мучеников? Не, тут надо взяться как-нибудь иначе…
Король. Все очень просто. Он должен умереть. Но умереть красиво. Скажем, совершив подвиг – во имя короля и отечества. А через некоторое время я женюсь на его безутешной возлюбленной, чтобы ее, так сказать, утешить. Как вам мой план, господа?
Министры. Гениально! Восхитительно!
Король. Так. А где настоящий герой может найти достойную смерть? Полагаю, только на войне. Стало быть, я объявляю войну… ну, скажем, королю Фердинанду. Он мне давно не нравится, так что все к одному.
Министр-администратор. Войну завтра объявлять будем?
Король. Сегодня. Я тороплюсь. Придумайте там повод какой-нибудь, предательское нападение, нарушенные границы – ну, сам знаешь, не маленький.
Министр-администратор. Так точно, Ваше величество!
Король. Так. А ты (обращаясь к министру-махинатору) озаботься тем, чтобы пиит наш геройски погиб как можно скорее.
Министр-махинатор. Будет сделано.
Король. А министра-прокуратора я попрошу проследить, чтобы нашего будущего героя безотлагательно мобилизовали. Впрочем, мобилизацию объявляйте всеобщую – а ля гер ком а ля хер!
Министр-прокуратор. Так точно, ваше величество, будет исполнено! Только вот есть одна проблемка… главнокомандующего-то вы… того, еще после прошлой кампании расстрелять приказали, а нового так и не назначили.
Король. Тоже мне, проблема. Хочешь быть главнокомандующим?
Министр-прокуратор. Покорнейше прощения прошу, ваше величество, никак нет! И рад бы жизнь за отечество положить, но на кого ж я Комитет Королевской Безопасности оставлю! Во время войны, как известно, самый страшный враг прячется в тылу.
Король. Так-так. (Обращается к двум другим министрам.) А вы, дорогие мои, не желаете?
Министр-администратор. Видите ли, ваше величество, аппарат государственного управления…
Министр-махинатор. Да, Ваше величество, и промывание… то есть формирование гражданского самосознания…
Король. Да понял я, понял. Нет, вот как-нибудь все-таки возьму, да и отправлю вас, мерзавцев, на передовую. Шучу, не тряситесь так. Но вот кого бы главнокомандующим назначить-то – не самому же мне на фронт отправляться… О! Придумал! Тут давеча этот пузан-генерал-губернатор о своей любви к королю и отечеству распинался – вот его и пошлем. Все равно больше никого толкового не осталось… Так, все, закончили болтать
Король. Вот и выполняйте монаршую волю. А то, видишь ли, моду взяли – у короля спрашивать, как да почему. По божьему велению, по моему хотению! А теперь все быстренько во дворец – и за работу, мерзавцы, за работу…
Все уходят. Издалека раздаются удары колокола – это бьют набат. Слышны крики «война» и выстрелы.
Интермедия.
Занавес закрыт. В темноте звучит голос Александра.
… и я говорю вам: – проснитесь же, наконец, и посмотрите вокруг. До каких пор мы будем молчать и позволять этой пустоглазой сволочи издеваться над страной? До каких пор мы будем закрывать глаза на все те ужасы, что творятся вокруг: войну, коррупцию, взяточничество, беззаконие, чудовищную ложь? Ведь поймите – если сегодня пришли к вашим соседям, то завтра придут и к вам! Если сегодня вас вместо хлеба накормили дерьмом собачьим, а вы его сожрали, то не надейтесь, что завтра подадут черную икру! Баранов на шашлык не приглашают! И если вам наплевать на самих себя, то подумайте хотя бы о детях – если вам, конечно, случится пережить эту бессмысленную бойню, и у вас родятся дети. Что вы оставите им в наследство? Как вы будете смотреть им в глаза, когда они спросят, почему мы живем по уши в помоях? Да, я понимаю, что вам страшно. Мне, если честно, тоже не хочется ни садиться в тюрьму, ни тем более умирать во цвете лет – но ведь если мы все вместе выйдем на улицы, то они просто не смогут ничего сделать, потому что на всех у них не хватит ни патронов, ни тюрем. Если вся армия откажется воевать, то война закончится. Пора сбросить с престола этого жалкого комедианта, вообразившего себя тираном. Пора перестать бояться и начать жить. Так что думайте, думайте – и решайтесь, пока не поздно.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Блиндаж главного штаба. Откуда-то издалека время от времени доносятся выстрелы, крики ура, грохот пушек. В штабе, однако, чисто и светло. За столом ужинают генералы.
Главнокомандующий. …И тогда вызывает меня к себе его величество, и говорит: «Друг мой, Родина в опасности, и в эту трудную минуту только на тебя я и могу положиться! Говорунов у меня много, а вот настоящих патриотов, преданных отечеству и королю – нету… так что быть тебе теперь моим главнокомандующим!» Это, значит, его величество речью моей на празднике так впечатлился… (Про себя.) И дернул меня черт, старого идиота, такую комедию ломать на старости лет… (Снова громко, обращаясь к сотрапезникам.) Такой вот, господа, необычайный взлет карьеры. Но полномочия у меня, прошу заметить, при этом самые широкие!
Генерал-маркитант. Ну почему же необычайный, ваше высокоблагородие! Всякому, как говорится, по заслугам (шепотом), старый козел.
Генерал-консультант. Точно так, ваше высокоблагородие, их величество мудр и прозорлив, и уж если он разглядел в вас будущего великого стратега, то так оно и есть. (В сторону) Эх, красиво завернул!
Генерал-оккупант. А уж мы, да под вашим чутким командованием, врага покрошим в мелкий винегрет…
Генерал-адъютант. За здоровье нашего главнокомандующего по полной наливай!
Главнокомандующий (Про себя, пока другие наливают). Еще раз по полной — и я ночую под столом. Надо срочно ретироваться. Салатик на всякий случай отодвинем от греха… Ох, это ж надо, после стольких удач и так вляпаться… Стоп! Это ты куда мне столько наливаешь? Хватит. Ну, понеслись!
Все встают и залпом выпивают. Главнокомандующий, опрокинув свой бокал, некоторое время пошатывается взад и вперед, а затем падает – сначала на стул, а потом и на стол, чуть-чуть промахиваясь мимо салата.
Генерал-маркитант. О! Смотрите-ка! Сообразил на этот раз тарелку отодвинуть… хоть чему-то за неделю научился. Эй, Жан, ты мне должен пять монет.
Генерал-адъютант. Да достали вы уже все со своими пари, господа! Сколько можно, а? Давайте лучше выпьем спокойно, без воплей, пока этот гамбургер дрыхнет.
Генерал-оккупант. Наливай!
Наливают. Выпивают. Закусывают.
Генерал-адьютант. Ну что дальше делать будем?
Генерал-оккупант. В смысле?
Генерал-адъютант. В том смысле, что с таким главнокомандующим мы и с тройным превосходством войну не выиграем. А ты знаешь, как у нас с этим последнее время… проиграл сражение – свои же и расстреляют, если в бою жив останешься. А я жить хочу!
Генерал-консультант. Кто ж не хочет… предлагаешь доложить королю, что он был неправ, ставя эту пивную бочку во главу армии? Так ты и до сражения не дотянешь… приедут двое в сером и увезут тебя далеко-далеко, во глубину хуйвыньских руд…
Генерал-маркитант. А если анонимочку-с?
Генерал-консультант. Во-первых, найдут, и во-вторых – тоже найдут, а в-третьих – если сами не найдут, то свои сдадут. Вот вы, например, господа.
Адъютант, маркитант и оккупант (хором и с характерным исступлением в голосе). Да ты что? Да как можно! Фронтовую дружбу предавать – последнее дело!
Генерал-консультант. Ну-ну. Впрочем, пустой это спор. Лучше вот скажите, как нам через речку проклятую перебираться? Эти гады весь берег противоположный заминировали да пушек понатыкали через каждые двести метров. Подготовились, мерзавцы!
Генерал-оккупант. Правильно, значит, наш король на них войной пошел. Честные люди окопов вдоль границы не роют, пушки не расставляют. К честным людям как к себе домой приходишь, а эти, вишь ли, забаррикадировались. Ума не приложу, что с ними делать!
Генерал-маркитант. А мое дело вообще — снабжение, то есть сторона…
Генерал-адъютант. Да и вообще, нам-то, господа, об этом думать зачем? У нас вон начальство есть (кивает на генералиссимуса), оно пускай и думает, и огребает потом. А я крайним оказаться не хочу… Наше дело – приказ выполнять, так что прикажут завтра Черную штурмовать – и будем штурмовать, пока «мясо» не закончится.
Генерал-маркитант. Так, господа, отсутствие водки стремительно превращает закуску в еду. Предлагаю продолжить в другом месте. Да и не передернуть ли нам в картишки, пока их губернаторское благородие отдыхать изволят?
Генерал-консультант. Вполне. Не караулы же нам проверять, право слово!
Остальные генералы смеются.
Генерал-маркитант. А, ну тогда прошу ко мне в палатку! Помимо картишек, ставлю отличный романский коньяк!
Генералы шумно уходят. Через некоторое время главнокомандующий осторожно поднимает голову со стола. Взгляд его не то, чтобы совершенно трезв, но вполне осмыслен и зол.
Главнокомандующий. Ушли, собаки… А то уж я себе все ухо отлежал на этом столе проклятом. А иначе ж их не выдворить: пока не напоят до бесчувствия любимого командира, не остановятся. Вот ведь народец: душонки подлые, да языки без костей. Знаю, все они на мое место метят – а что только они делать на этом месте будут, хотел бы я знать. И что, кстати, мне самому делать на этом самом месте? Господи, как мне все это надоело, сил моих нет! Эй, адъютант!
Вбегает адъютант.
Главнокомандующий. Ну что там, снаружи, все стреляют?
Адъютант. Стреляют, ваше превосходительство!
Главнокомандующий. Сам слышу, не глухой. А настроение как в окопах, а?
Адъютант. Настроение прекрасное, ваше высокопревосходительство. Солдаты готовы с восторгом умереть за его величество!
Главнокомандующий. А по-честному?
Адъютант. Осмелюсь доложить, по-честному я еще на секретарской службе отвык!
Главнокомандующий. Ну, вот ведь поколение растет, ничего святого, а! Даже врать по-человечески, с душой, с огоньком – и то разучились. Я ж тебя учил – подчиненный должен иметь вид усердный и придурковатый, а ты все умного из себя строишь… Смотри, в солдаты разжалую – я теперь все могу!
Адъютант. Так точно, можете, ваше высокопревосходительство. Только кто ж вам тогда речи пламенные писать-то будет?
Главнокомандующий. Да от твоих речей – одно расстройство! Вон, написал – и что вышло? Патриотом сочли да на передовую отправили! Все нормальные люди по домам сидят, пьют, едят, детей делают, а я тут торчу, как старый хрен поперек огорода. И впереди – мрак кромешный. Не победим – его величество меня порвет, как старую газету, а победить – как? Как, я тебя спрашиваю?
Адъютант. Не могу знать, ваше высокопревосходительство!
Главнокомандующий. Вот и я не знаю. Хоть со стола убери, что ли…
Неожиданно дверь со стуком распахивается. Входит министр-махинатор. Главнокомандующий вытягивается по стойке смирно. Министр-махинатор подбегает к нему и начинает энергично трясти ему руку, улыбаясь и заглядывая в глаза.
Министр-махинатор. Здравствуйте-здравствуйте, дорогой друг! Вы позволите мне вас так называть? Вы ведь теперь, пожалуй, что и старше меня по должности – так что давайте, как говорит его величество, по-простому, без чинов. Кстати — я к вам с поручением от Самого… и разговор у нас должен быть сугубо конфиденциальный. (Поворачивается к адъютанту.) Иди, голубчик, погуляй, чайку попей. (Адьютант выходит и министр-махинатор тут же меняет тон на отстраненно-пренебрежительный). А вы, я смотрю, кучеряво тут живете. Водочка, салатики… О! Икра! Странно, что я не застал тебя, мерзавец, в постели с какой-нибудь маркитанточкой… В общем, слушай меня внимательно, два раза объяснять не буду. Их величество, не побоюсь этого слова, удручен ходом нашей военной компании. Он-то тебя полагал истинным патриотом, который за отечество живота не пожалеет, ни своего, ни чужого, а ты вторую неделю на одном месте топчешься….
Главнокомандующий (растеряно). Так там эти… укрепления… пушки… положат ведь всех!
Министр-махинатор. Эти детали нас не интересуют. Вообще-то за такие дела тебя под трибунал отдать надо, но благодари его величество – он самолично придумал выход из создавшегося положения.
Главнокомандующий. Выход? Какой выход?
Министр-махинатор. А вот какой. Раз уж напрямую нам не пройти, то мы пойдем другим путем. Дестабилизируем армию противника, ударив, так сказать, с тыла.
Главнокомандующий. Это как же мы им в тыл-то залезем?
Министр-махинатор. С вазелином, дорогой, с вазелином. Слушай и не перебивай. Его величество приказал следующее: нужно дестабилизировать армию противника, убив короля Фердинанда, который ко всем прочему является еще и главнокомандующим. Потом, пользуясь смятением во вражеском стане, мы им выдвигаем ультиматум, новый король его подписывает, и ты с победой возвращаешься назад.
Главнокомандующий. Убив короля?
Министр-махинатор. Ну да. Простое и эффективное решение. Нет человека – нет проблемы.
Главнокомандующий. Ну, положим. А если смятения не будет? Если новый король ничего не подпишет?
Министр- махинатор. Подпишет! Собственно, с наследником престола мы обо всем договорились. Юноша уже, знаете ли, совсем взрослый, а папаша все на покой не соберется… А мальчик хороший, умненький, талантливый… Слава богу, у меня детей нет! Я всегда говорил, что от них одно беспокойство. Впрочем, мы отклонились от темы.
Главнокомандующий. Подпишет, значит. И со скорою победой, значит, возвратимся мы домой. Прекрасно! Великолепно! Вот только как вы собираетесь подобраться к Фердинанду?
Министр-махинатор. Ну, на этот счет у меня тоже задумка имеется. У тебя вроде числится в третьем пехотном полку некий Александр Дюлон?
Главнокомандующий. Я-то откуда знаю… может, и есть такой, если еще не подстрелили.
Министр- махинатор (высовывается в коридор). Эй, любезный, как там тебя… Александра Дюлона из третьего пехотного к командующему, живо!
Главнокомандующий. То есть он, значит, и должен будет … того-этого? А ну, как откажется?
Входит Александр.
Александр. Здравия желаю, господин главнокомандующий!
Главнокомандующий. Так. Значит, это и есть наш герой? Ага. (Обходит Александра со всех сторон, внимательно оглядывая). Ну что, юноша, вы готовы спасти отечество?
Александр (недоуменно). В смысле? То есть не понимаю, господин главнокомандующий, о чем вы?
Главнокомандующий. Ну как о чем… об отечестве, будь оно неладно. Подлый враг занял круговую оборону и бьет нас, как сидоровых коз… то есть, упорно сопротивляется натиску наших славных армий. Так что мы тут с товарищем посовещались и решили поручить вам маленький подвиг во имя родины…
Александр. Какой подвиг? И почему мне?
Главнокомандующий. Да, а почему ему?
Министр-махинатор. Я потом объясню. Продолжайте.
Главнокомандующий. Вот видишь, он потом объяснит. А что касается подвига, то тебе нужно будет прикончить короля Фердинанда. Только-то и всего.
Александр. Прикончить короля? Только-то и всего? Вы что тут, с ума посходили?
Главнокомандующий. Молчать, сопляк! Ты как разговариваешь?!
Александр. Я-то как раз нормально разговариваю, а вот вы какой-то бред несете. Я, по-вашему, кто – наемный убийца? Нидзя-ассасин? И потом, это подло – бить в спину, когда не можешь победить лицом к лицу.
Министр-махинатор. А вы, молодой человек, у нас поборник справедливости? Невольник чести? Чудесно, чудесно… Кстати, вы знаете, подлость – это понятие относительное, смотря с какой стороны на проблему посмотреть. Что для одного благородство, для кого-то другого запросто подлостью оборачивается, это я вам как пожилой человек и умудренный политик говорю.
Александр. Все равно. Ищите кого-нибудь другого для этой мерзости.
Министр-махинатор. Эээ, нет, юноша, так не пойдет. Нам нужны именно вы. Ведь вы у нас, кажется поэт, личность широко известная, популярная…
Александр. Да уж. Правда, теперь мне кажется, что это было в другой жизни. Впрочем, пули не разбирают, поэт ты, или прозаик. Но какое отношение…
Министр-махинатор. Прямое. Вы должны будете перейти границу под видом перебежчика. Личность вы известная не только у нас, но и в соседнем королевстве, даже более чем известная. Притворитесь этим — как их там? — пацифистом! И противником нашего мудрого и справедливого режима! Если вы постараетесь, вам поверят. Потом вы должны будете сказать, что у вас есть чрезвычайно важные и глубоко секретные сведения лично для короля Фердинанда. А когда вас к нему приведут – взорвать бомбу, которая будет у вас с собой. Только-то и всего. Как видите, простой рядовой или даже офицер здесь не годится, его к королю не допустят, а вас, я уверен, представят его величеству – вряд ли он откажется принять властителя дум и кумира юных сердец.
Александр. В ваших устах, министр, все слова приобретают какой-то дивный дополнительный смысл… Кстати, вам не кажется, что запах здесь какой-то странный? А что до спасения вашего отечества, то, извините, господин министр, но я этого делать не буду. Служу я честно, убьют – значит, так карта легла, но вот в наемные убийцы вы меня не запишите.
Министр-махинатор (про себя). Еще как запишем, голубчик! (Снова обращаясь к Александру.) Жаль, жаль, не получается у нас душевного разговора. Что же, попробуем иначе. Есть тут у меня одна интересная бумажка (Достает и читает). «Александр Дюлон, двадцати девяти лет, происхождение – разночинец, род занятий – литератор, из семьи среднего достатка. Не женат, детей нет. Отец умер четыре года назад… мать жива… невеста Диана Мерсье, дочь банкира Мерсье»… так, это мы пропустим… а, вот, начинается самое интересное: «в течение последних полутора месяцев занимался вражеской пропагандой и агитацией среди солдат и офицеров королевской армии. Открыто призывал к бунту, неповиновению командованию и свержению королевской власти… автор нескольких памфлетов» — кстати, совершенно не пользующихся популярностью в народе! «… и бездарных песенок на собственные стихи…». Продолжать?
Главнокомандующий. Вот ведь мерзавец, а?! И это у меня под носом!
Александр. Можете меня сразу расстрелять – это только подтвердит мою правоту. А про песенки уж не врите, их вся армия распевает.
Министр-махинатор. Нет, расстреливать мы тебя не будем. Мы тебя в одиночке сгноим. А вот всем твоим родственникам и друзьям придется дорого заплатить за твое упрямство! Мамашка-то у тебя уже вроде старушка – божий одуванчик? Вот мы этот одуванчик-то и выполем. А невесту твою… даже и не знаю, тут вариантов масса. Но, скорее всего, ей очень не повезет однажды вечером, например, в центральном парке. Там такая публика, знаешь ли, всего можно ожидать. Ты только представь себе – пойдет она как-нибудь прогуляться…
Александр (тихо, еле сдерживаясь). Вы не посмеете!
Министр-махинатор. Посмеем, еще как посмеем! Ведь ты вроде бы и сам говорил, что у этой «пустоглазой сволочи» ни стыда, ни совести нет! И я тебе обещаю — когда об этой печальной истории напишут во всех центральных газетах, я, так и быть, загляну к тебе в камеру, дам почитать… хотя это и против правил.
Александр (после долгой паузы). Чего вы от меня хотите?
Министр-махинатор. Вот. Теперь я слышу речь не мальчика, но мужа. Объясняю еще раз. Подробно. Ты переодеваешься во вражеский мундир — это чтобы тебя не пристрелили раньше времени — переходишь линию фронта, сдаешься в плен, представляешься, ругаешь нашего короля на чем свет стоит – благо тренировался ты в последнее время регулярно. В общем, тебя должны счесть не просто перебежчиком, а перебежчиком идейным. Далее. Ты сообщаешь, что у тебя есть срочное конфиденциальное сообщение, которое ты должен передать королю Фердинанду, но только с глазу на глаз. Если мы все правильно рассчитали, тебя проводят к королю. Тебя, конечно, будут обыскивать, но ничего не найдут, потому что взрывчатку мы запрячем… ну, скажем, в каблуки. Правда, гениально? А встретившись с Фердинандом, ты должен будешь подойти к нему как можно ближе и взорвать бомбу.
Александр (в ужасе). В каблуки? Взрывчатку? Но ведь это бред, полнейший бред, прямо бульварный детектив какой-то! Неужели вы всерьез… но тогда ведь и от меня мокрого места не останется?!
Министр-махинатор. Ну, что поделаешь! Зато погибнешь, как герой. Так, слушай, времени у меня мало, рассусоливать некогда. Давай уже определяйся, дружочек: согласен ты совершить для отчизны этот маленький подвиг или работаем по второму варианту?
Александр (еле слышно). Согласен.
Министр-махинатор. Не слышу! Громче, пожалуйста!
Александр (орет). ДА!
Министр-махинатор. Ну, вот и чудненько, вот и договорились. Кстати, если тебе придет в голову поведать кому-нибудь о наших планах… не советую. Так что давай без глупостей!
Александр. Хорошо. Без глупостей. Но вы должны дать честное слово, что не тронете ни Диану, ни мою мать, вообще никого.
Министр-махинатор. А зачем тебе мое слово? Ты думаешь, внутреннее благородство не позволит мне его нарушить? Зря… Впрочем, шучу-шучу. Даю тебе слово, сделаешь все как надо – никого не тронем. И пенсию родительнице твоей назначим, как матери героя, и барышню не обидим.
Александр. Я согласен. Я на все согласен… Я проснусь утром и пойму, что это был просто кошмар. Просто бред больного воображения…
Министр-махинатор. Что ж, осталось только оговорить детали. Генерал, карту!
Занавес.
Интермедия.
Занавес закрыт. В темноте звучит голос Дианы, читающей письмо.
Дорогая моя девочка! Не хочу тебя расстраивать, но, вероятно, это мое последнее письмо к тебе. Так уж получилось. Но я ничего не боюсь и ни о чем не жалею. Я ужасно люблю тебя и хочу верить, что у тебя все будет хорошо. Ты молода, у тебя впереди вся жизнь – так что не стоит оглядываться и печалится о том, чего вернуть нельзя. Не плачь обо мне, но вспоминай с радостью – и лети, лети навстречу своему счастью.
Голос Дианы сменяется голосом Александра.
Если ты помнишь, я зарекался писать о любви — потому что мне страшно было расплескать хоть каплю этого волшебного напитка и не хотелось делиться им с кем. Ты, глупенькая, все обижалась, что я не посвятил тебе ни одного стихотворения. Что же, теперь я хочу исправить это досадное упущение. Прими эти строчки на память обо мне и прости меня за все.
О любви и о смерти. О смерти и о любви.
Говорить, разгоняя скуку дурной крови,
Задыхаясь от слов, забывать обо всем и вся,
Ни на что не надеясь, впрочем, и не прося
Ничего – ни у тьмы, разметавшейся в небе, ни
Друг у друга.
Когда же восток разведет огни —
Разбежаться по кручам, весям и городам.
Может быть, до завтра, а может быть — навсегда.
А потом, из обрывков фраз, из касаний рук,
На ветвях улетевших дней, на стеблях разлук
Набухают строчки. И пусть во все времена
Эта пьеса всегда кончается одинаково –
кто-то рыдает, а кто-то лежит во рву,
И не слышит, как ветер, шурша, шевелит траву,
И не видит, как резво слетается воронье,
Провожать неземные страсти в небытие, –
Но находятся все же желающие опять
Задыхаться, и забываться, и рифмовать
Пресловутые кровь и любовь, и таскать тюки
То ли собственной дурости, то ли чужой тоски…
Пластилиновой памяти мять упругий комок,
Неумение счастья менять на пригоршню строк,
И молчать, и слова в ночи на живца ловить.
О любви и о смерти. О смерти и о любви.
P.S. Я помню тебя всю, насквозь – каждое твое слово, каждый жест, каждую родинку, каждый волосок. Не забывай…
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Центральная площадь убрана цветами. На одном из зданий висит большой портрет Александра с траурной ленточкой в уголке. Посередине сооружен высокий помост. На площадь выходят король и министры, окруженные людьми в сером.
Король. Ну, как, все готово?
Министр-администратор. Так точно, ваше величество! Барышня ожидают в карете, народ толпится за углом, лучшие люди города приготовили свадебные подарки. Все счастливы и с нетерпением ожидают праздника!
Король. Замечательно! Люблю, когда мой народ счастлив. Как невеста?
Министр-махинатор. Невеста прекрасна, весела, всем довольна, очень хочет побыстрее стать королевой. Родители невесты довольны вдвойне.
Король. Так. А где моя речь?
Министр-махинатор. Вот, Ваше величество, не извольте беспокоиться! (Протягивает королю свиток, перевязанный алой ленточкой.)
Король. Ну, что же, тогда можно приступать. Ведите невесту, пускайте народ!
Король и министры поднимаются на помост. За ними под конвоем людей в сером через некоторое время поднимается Диана в свадебном наряде. Она ослепительно хороша и без сомнения счастлива. Площадь тем временем заполняется народом. Слышатся восторженные выкрики. Король с достоинством машет рукой подчиненным, Диана улыбается уже вполне королевской улыбкой. Внизу, прямо около помоста, стоят ее отец и мать. Затем его величество подает знак министру администратору, и тот, подойдя к краю помоста, начинает хлопать в ладоши. Вся площадь тут же вскипает бурными аплодисментами, которые, однако, стихают, как только король делает шаг вперед.
Король (читает по бумажке). Дорогие сограждане! Я рад приветствовать вас в этот знаменательный день. Мы собрались сегодня, чтобы отдать долг памяти народному герою, безвременно ушедшему от нас юному гению, истинному сыну отечества Александру-Батисту-Шарлю Дюлону. Нет нужды рассказывать вам том, какую роль сыграл Александр Дюлон в сражении над рекой Черной. В нашем королевстве об этом беспримерном подвиге теперь не знают разве что грудные младенцы да бешеные собаки. Ведомый искренней любовью к королю и отечеству, наш юный герой отважно пробрался глубокой ночью в тыл противника и подорвал ставку подлого короля Фердинанда, пожертвовав своей жизнью во имя мира во всем мире. Да, на таких, как Александр Дюлон, мужественных патриотах, стоит крепко и будет стоять наша страна. (Бурные продолжительные аплодисменты).
Пользуясь случаем, хочу еще сказать вам следующее. Враг не дремлет! Он не оставляет попыток сломить нас изнутри, подкупая слабых и продажных, наивно полагая, что их робкое блеяние подорвет авторитет королевской власти. Ха! Пока в стране нашей произрастают такие герои, как молодой Александр, бог нас не выдаст, и никакая свинья не съест. Но помните – бдительность и верность, верность и бдительность, вот что нужно от вас отечеству сегодня. А теперь я предлагаю почтить минутой молчания светлую память Александра-Батиста эээ… Шарля Дюлона. (Замолкает. Вступает траурный оркестр.)
Король достает белоснежный носовой платок и промокает глаза. Диана в слезах падает на грудь одного из министров. Мужчины снимают головные уборы, дамы всхлипывают. Все смотрят на портрет поэта.)
Король. Однако мы не будем долго грустить! Победа за нами, подлый враг разбит, жизнь продолжается. И сегодня я, ваш возлюбленный монарх торжественно сочетаюсь браком с этой прекрасной девушкой, возлюбленной нашего героя, которая ждала-ждала его с войны, да так и не дождалась. Кому же, как не королю утешить это юное создание в его печали! А вы, любезные мои подданные, радуйтесь и веселитесь, плодитесь и размножайтесь, трудитесь на благо отечества и не уставайте поминать меня в своих молитвах. В завершение торжественной части нашего праздника, королевский оркестр исполнит новый государственный гимн на стихи нашего героя, написанные накануне ухода в ополчение.
Король отступает на шаг назад. Оркестр начинает играть гимн. Невидимый хор запевает.
О, славься, священная наша держава,
Красуйся, любимая наша страна!
Могучая сила, великая слава —
Твое достоянье на все времена.
От южных морей до полярного края
Раскинулись наши леса и поля,
И всюду народ, благодарно рыдая,
Восторженно славит труды короля.
Широкий простор для мечты и для жизни,
Покой и достаток, кругом благодать!
Нам силу дает наша верность Отчизне
И мы навсегда королевская рать!
Под заключительные аккорды к центру площади сквозь толпу пробирается безногий инвалид на тележке. Он отчаянно распихивает публику руками. Некоторые, вглядевшись в его лицо, растеряно и испуганно отступают. Наконец, инвалид оказывается у самого помоста, а вокруг него образуется пустота.
Инвалид. Стойте! Прекратите! Это все ложь, наглая и подлая ложь!
Король (поворачиваясь к министру-прокуратору) Это что еще такое?
Министр-прокуратор. Не могу знать, Ваше величество! Но не извольте беспокоиться, сей же час уберем-с!
Инвалид. Стойте! Я Александр Дюлон! Слышите вы? Прекратите немедленно этот балаган!
Все буквально застывают на некоторое время. Диана со слабым стоном оседает без чувств на руки кого-то из министров, а вслед за ней и Глория падает на руки господина Мерсье, который с испуганным выражением начинает обмахивать ее собственной шляпой. Толпа странно шумит.
Министр-администратор. Успокойтесь, господа, успокойтесь! Я все понял. Этот несчастненький инвалид получил на войне тяжелую контузию, и вообразил себя невесть кем… то есть нашим, так сказать, национальным героем. Такое случается, ничего страшного. Сейчас мы его отправим в соответствующее заведение и примем меры… то есть окажем необходимую медицинскую помощь. Ваше величество, вы ведь не будете сердиться на убогого калеку, не правда ли?
Александр. Молчи, скотина. Да, калека, убогий, но я пока что в своем уме, и заявляю, что я и есть Александр-Батист-Шарль Дюлон, которого вы тут так сладко отпеваете, и что я вовсе не погиб, как хотелось бы некоторым!
Король. Это невозможно!
Глория (приходя в себя). Только не это!
Министр-махинатор. Ваше величество, я вас уверяю, что этого не может быть. Я сам, лично все контролировал. Взрыв был такой силы, что спасти несчастного могло только чудо…
Александр. Ну, значит, считайте, что чудо произошло… А ведь как все славно было задумано: одним махом избавится и от вражеского предводителя, и от негодного поэтишки, смущавшего умы… или уж заодно и дорогу к алтарю расчистить, ваше величество? А я, террорист-перебежчик, взял, да и остался жив, такая досада! Ноги вот только…
Министр-прокуратор. Вранье. Как есть вранье. Если это ты — тебя должны были расстрелять сразу же после взрыва!
Александр. И снова увы! Представьте себе, там такие олухи, в этой ставке, они же меня ни в чем не заподозрили! Они мне поверили, решили, что бомбу подбросил кто-то посторонний, жалели меня, что так неудачно зашел, знаете ли… я ведь один и выжил после взрыва. Они еще потом долго меня лечили в госпитале, почти даже вылечили… ноги вот только обратно не пришли. А потом вот выписали, выдали эту тележку — и покатил я в родные края. А у вас тут, я смотрю, праздник во всю… Диана! Посмотри на меня! Эти люди обманули тебя! Я не прошу тебя стать женой калеки, но и допустить, чтобы ты принадлежала грязному лжецу и палачу — тоже не могу. Он украл у меня жизнь, молодость, а теперь крадет мою поэзию и мою любовь. Эй, послушайте, люди, вас же все время обманывают! Не писал я этого пошлого и слащавого гимна, не писал никогда! Диана, почему ты молчишь, почему ты отворачиваешься от меня? Скажи же им, что это и в самом деле я!
Министр-махинатор. Да кто же в здравом уме поверит в эдакий вздор! Это же бред больного воображения. Дружочек, тебе лечиться надо – и стихи-то у него украли, и в наемные убийцы записали,, и невесту умыкнули… а ты, случайно, детективов до войны не писал?
Король. Дорогая моя, вы узнаете в этом несчастном вашего жениха? Только подумайте, как следует, прежде чем ответить.
Министр-администратор (наклоняясь к Диане, шепотом). Не советую.
Министр-махинатор. Барышня, это совершенно точно не он. И если у вас есть хоть капелька здравого смысла, вы это сейчас во всеуслышание подтвердите.
Министр-прокуратор. Ну, давай, дура белокурая, не молчи уже!
Диана. Я… я не узнаю этого человека, ваше величество!
Министры (хором). Это не он! Не он!
Глория Мерсье (возмущенно). И пускают же кого ни попадя на королевскую свадьбу! Позор! Куда только смотрит охрана! (Шепотом господину Мерсье) Ну что вы молчите, болван, скажите, что это совсем не он, вы разве не понимаете, чем это все может закончиться!
Господин Мерсье. В нашей стране все может закончиться чем угодно и когда угодно. Так что я уж лучше помолчу.
Из толпы слышатся возмущенные выклики: «позор!» «и куда только власти смотрят», «долой», «надоело, хватит».
Александр. Диана! Что ты говоришь! Посмотри же, посмотри на меня внимательно! Ведь ты не могла забыть меня так быстро! Любимая, ведь это ты, это твоя любовь спасли меня от неминуемой гибели. Ты знаешь, в самый последний момент я подумал о тебе и попросил у Господа, чтобы он сжалился надо мной и позволил еще хоть раз тебя увидеть! И тогда, ты не поверишь – я спасся. Да, пусть я остался без ног, но я живой! А все, кто был со мной тогда в комнате, всех разорвало в клочья, как мне потом сказали. Врач в больнице утверждал, что это было чудо, настоящее чудо. А я не удивлялся, потому что всегда знал – настоящая любовь способна на чудеса!
Король (вполголоса). Какая сволочь заряд рассчитывала ?
Министр-махинатор (тоже вполголоса). Не беспокойтесь, ваше величество, эта сволочь уже сидит!
Король. Сидит? Да его повесить мало! Ишь ты, чудодей хренов… я даже не знаю, что с ним сделаю! Такой праздник испортил, скотина!
Диана. Ваше величество, я не могу больше слушать этого человека. Да, он немного похож на моего бедного Александра, и от этого у меня щемит сердце. Но я знаю, что прошлого не вернешь, а этому бедненькому инвалиду просто необходимо помочь. Пожалуйста, прикажите отправить его в госпиталь! Он сам не знает, что говорит. (Подходит к краю помоста и обращается к Александру, пристально глядя ему в глаза). Вы действительно напоминаете мне Алекса. Так, немного. Глаза такие же темные, и волосы слегка вьются… Я очень его любила – моего героя, гения, кумира – и он тоже любил меня страстно и преданно. Вы знаете, когда-то он даже дал мне слово сделать все, чтобы я только была счастлива! Почему-то я именно сейчас об этом вспомнила… Я прошу вас, друг мой, не бередите мои раны, отправляйтесь в госпиталь, там за вами присмотрят.
Александр смотрит во все глаза на Диану, потом наклоняется и закрывает лицо руками. Он молчит, и только плечи его дрожат.
Министр-администратор (громко, обращаясь к толпе). Так! Все слышали заявление вдовы, то есть невесты покойного? Это не он!
Министр-прокуратор. И любой, кто посмеет утверждать обратное, будет иметь дело со мной и с нашим справедливым и неподкупным судом!
Министр-махинатор. И да здравствует его несравненное величество Филипп 66-ой!
Из толпы раздаются крики «ура».
Король. Ну что, любезный не-знаю-как-вас-там, хотите еще что-нибудь сказать?
Александр поднимает глаза на Диану и короля, но молчит и только качает головой.
Король. Так, значит, мы все выяснили. И хотя любой негодяй, посмевший испортить нам праздник, был бы тотчас же казнен на месте — этого человека я помилую и передам его в руки самых квалифицированных психиатров нашего королевства. В конце концов, он, очевидно, пострадал за отечество, то есть за своего короля – а король, как вы все знаете, справедлив и милосерден! (Наклоняется к министру-прокуратору.) Ну, чего эти болваны ждут, выносите эту падаль!
Люди в сером снимаются с места, подбегают к замолчавшему инвалиду, хватают его и тащат прочь. По толпе бродит неуверенный гул. Король что-то неразборчиво шепчет растерявшимся министрам. «Серые» поют Диану водой и подают нюхательную соль. Наконец король снова делает шаг вперед и поднимает руку.
Король. Друзья мои, поскольку праздник наш был досадно и грубо прерван, предлагаю начать все сначала!
Министры начинают хлопать, за ними постепенно начинает хлопать вся толпа. Через минуту хлопанье переходит в стадию бурных и дружных аплодисментов. Волна восторга захлестывает толпу, и вот уже слышны радостные и восторженные крики.
Король. Дорогие сограждане! Я рад приветствовать вас в этот знаменательный день. Мы собрались сегодня, чтобы отдать долг памяти народному герою, безвременно ушедшему от нас юному гению, истинному сыну отечества Александру-Батисту-Шарлю Дюлону…
Занавес.