Февраль. Новолуние.

* * *

Вырезаю из памяти – ночь, новолуние, снег –
маникюрным ланцетом недолгое наше сращенье;
сумасшедшие дни притяженья, прельщенья, смущенья,
ожиданья чего-то, чему ни за что и вовек.
Выгрызаю из сердца – помалу, дыша глубоко,
чтобы вдрызг не порвалось, – броженья, скольженья по краю
неизбежного.
Эта ль дорога кратчайшая к раю?
Может быть – но увы – все равно далеко, высоко
и отчаянно скользко.
Лети же, мой ангел, лети
к черту-дьяволу в пасть, в безмятежную пропасть забвенья.
Повторяя узор твоего затяжного паденья,
извивается шрам – и ничем его не соскрести
с почерневшей изнанки души.
Слава богу, она
до прозрачности не истончилась покуда: снаружи
ничего не заметно.
Но – ночь, новолуние, стужа;
и бессонницы сталь холодна, и рука неверна.

* * *

Когда от тебя останутся только буквы,
Я в лавке напротив куплю мягкотелой брюквы,
Петрушки, морковки и прочей полезной дряни
И суп овощной сварю, и салат сварганю.
Я буду питаться дробно, легко, невкусно,
Разжевывая старательно лист капустный
И всмятку яйцо запивая зеленым чаем,
Не чуя, не ощущая, не замечая.
Я брошу курить и ведрами кушать кофе,
Я стану свежей и краше в анфас и профиль,
Являясь для всех знакомых благим примером
Здорового образа жизни и чувства меры.
Я буду ложиться рано, вставать с рассветом
И бегать трусцой и рысью зимой и летом
До липкого пота, до дрожи в коленях, в горле,
До лечь и забыться, и снов не смотреть прогорклых,
И рифмы полночной не слушать напев наждачный…
Да, жизнь моя будет проста, глубока, прозрачна,
И я отдохну под ветвями столетней клюквы,
Когда от тебя останутся только буквы.