Путешествие в Стамбул: Орхан Памук versus Иосиф Бродский

Первое, что приходит на ум русскоязычному интеллектуалу средней степени просвещенности накануне визита в столицу Турции – это, конечно же, «Путешествие в Стамбул» Иосифа Бродского: как утверждают знатоки, едва ли не самое несовершенное и спорное из всех его эссе. Но если не знать о том заранее и безусловно верить гению Бродского, что в наших кругах не редкость, то вполне возможно увидеть именно тот город, что он описывал в далеком уже 1985 году – тяжелый, неприветливый, неприятный.

Насколько в каждой строке «Набережной неисцелимых» живет любовь и нежность к Венеции, настолько же «Путешествие в Стамбул» пропитано откровенной неприязнью к «серо-бурому, грязноватому» городу, засиженному каменными жабами-мечетями с минаретами, напоминающими Иосифу Александровичу «установки класса земля-воздух»; городу шумному и пыльному, сильно отдающему «Астраханью и Самаркандом», чьи улицы «кривы, грязны, завалены отбросами». Увы, все это до сих пор так – или почти так: мечети, минареты, толпа, пыль, отбросы и кошки – все на месте.  Жуликоватые люди в темных одеждах постоянно курят, пьют дрянной, мельчайшего помола кофе и анисовую ракию – или, как ее тут называют, «ракы»; постоянно пытаются обдурить наивного европейского туриста и бессовестно именуют падение Византии взятием Стамбула.  Весь старый город – один большой базар, пропахший дешевой кожей, жареными каштанами, потом и бараньим жиром, на котором готовится все, от дёнера до пахлавы. Так что туристу только и остается, что забежать в Святую Софию (каковую, по слухам, собираются вновь превратить в мечеть), обозреть пару-тройку чудом уцелевших обломков византийских времен, погулять по Цистернам – и в отель, где его ждет цивилизация, хамам с бассейном и немного приторный, но щедрый восточный сервис.

Но можно – как бы не кощунственно это прозвучало – отложить Бродского и взять, к примеру, Орхана Памука – тоже, кстати, лауреата Нобелевской премии. Я лично начала с «Воспоминаний о Стамбуле».

«Воспоминания» – это книга-автобиография, причем двойная: самого автора и города, где он родился и вырос: бывшего Константинополя-Царьграда, бывшей столицы Великой Османской империи, перекрестка двух цивилизаций на границе двух континентов. С самых первых страниц меня накрыло и потом уже не отпускало совершенно неожиданное ощущение узнавания: Памук пишет о Стамбуле почти так, как в двадцатые годы прошлого века писал о Петербурге-Петрограде-Ленинграде Анциферов, как затем писали ленинградские писатели-шестидесятники, например, Битов или тот же Бродский. Стамбул Памука – это феникс, выглядывающий из пепла поверженной империи, полуживой и обугленный, преисполненный печального величия. Блеск и нищета в одном флаконе, деревянные дома на окраинах, увитые плющом и виноградом, огни Босфора, бесконечно дымящаяся над рюмкой ракы сигарета, нетребовательные, смиренные мужчины, не слишком умные, но покорные воле Аллаха, и прекрасные печальные женщины, покорные воле мужчин. В радости и тревоге, в будничной суете и праздности Стамбул Памука беспрерывно грустит о чем-то навсегда утраченном, и его «хюзюн» (hüzün – турецкое слово, означающее печаль) удивительно близок хрестоматийному петербургскому сплину.  «Вид некрашеных, неухоженных стен домов и ветшающих особняков, которые со временем приобретают особый, стамбульский, цвет, ласкает мой взгляд и пробуждает во мне сладостную грусть», – пишет Орхан Памук, а я вижу за его словами совсем другой город, город моего детства – и начинаю смотреть на окружающее меня пространство другими глазами.

Перед отъездом, внимательно изучая карту города на предмет расстояний и пешей доступности интересовавших меня объектов от гостиницы – ибо поездка предполагалась командировочная,  личного времени было в обрез и оно требовало тщательного планирования – я случайно наткнулась на заинтриговавшее меня название: Музей невинности. Оказалось, что это – проект все того же Памука, созданный им музей созданной им же книги-музея. Представьте себе: некто по имени Кемаль всю жизнь безумно и преданно любит женщину и, не имея возможности соединить с ней свою жизнь, собирает все, что так или иначе имеет к ней отношение – чашки, из которых она пила, огрызки ее карандашей, окурки ее сигарет – а после ее смерти решает создать в ее доме посвященный ей музей, а заодно и записать историю своей любви – она же история создания музея – но не самостоятельно, а пригласив для написания книги популярного писателя Орхана Памука. И вот вы читаете книгу-музей. А потом приезжаете в Стамбул – и находите там музей-книгу, три этажа, битком набитых артефактами любви и эпохи вокруг нее. Где заканчивается вымысел и начинается правда, где Орхан становится Кемалем, и наоборот – понять практически невозможно, но это и неважно. Сам роман, завораживающий вначале, под конец меня немного разочаровал, ибо его, как мне кажется, постигла судьба 95 процентов всех современных романов: ближе к концу автор не то утомляется сюжетом, не то запутывается в нем, но так или иначе спешит проститься со своими героями с ловкостью и грацией Отелло. Но при этом высший пилотаж литературно-исторической мистификации, помноженный на возмутительную близость времен и народов – ибо Стамбул 70-х не слишком-то отличался от Ленинграда той же эпохи – производит незабываемое впечатление. И да, фотографировать я там, внутри, пробовала – абсолютно бессмысленно. Только читать и ехать.

Возвращаясь к Бродскому: учитывая год написания «Путешествия» – он наверняка должен был почувствовать, не мог не почувствовать в городе-на-Босфоре – город-над-вольной-Невой. Мучительно незабвенный город, куда – как тогда должно было казаться, и как и оказалось в  действительности – ему не было возвращения. Вдобавок Турция, нищая и прокуренная, с ее жабами-мечетями, портретами Ататюрка и помойками на каждом углу должна была невыносимо вонять совком… неудивительно, что Иосиф Александрович так взбесился. И с этой точки зрения его эссе – прелюбопытнейший образчик для психоисторического препарирования… я хочу поговорить об этом при случае за чашечкой турецкого кофе, у меня еще осталось немного.

P.s. Новые города следует постигать глазами, ногами и вкусовыми рецепторами. И если на первое и второе у меня было совсем немного времени (хотя я ох как много успела!), то дегустация Стамбула при помощи турецких коллег удалась вполне. И увы – после рыбного мезе в одном из лучших местных ресторанчиков (настолько не туристическом, что официанты ни бельмеса не смыслили по-английски) эта ваша глупая булка с постной макрелью и капустным рассолом под Галатским мостом не зашла ни разу. Вот и верь потом авторитетам – это я о Вайле, если что :-). Впрочем, в его времена, возможно, рыба была другая…

 

Ваш комментарий будет первым

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.